Книга На брудершафт со смертью - Марина Серова

– Конечно, конечно! – Я радостно закивала. Заполучить заветную карточку на руки оказалось гораздо проще, чем я предполагала. Это еще раз подтверждало истину: главное – в нужное время оказаться в нужном месте.

Назвав данные Софьи и ее адрес, я ждала. Женщина быстро перебирала карточки, наконец, вытащила одну:

– Заманская? Софья Михайловна? Послеоперационная, что ли?

Я кивнула головой.

– Ну бегите, проверяйтесь. – И она подала в окошко объемистую историю болезни.

На глазах у регистраторши мне пришлось рвануть в сторону кабинетов, а когда она вернулась доедать свой обед, я тихонько проскользнула к выходу – читать буду в машине.

Теперь необходимо разобраться в написанном, что я и попыталась сделать, забравшись в машину на место рядом с водителем. Толстая карточка Софьи свидетельствовала о том, что, судя по всему, здоровьем в области гинекологии она не отличалась. Первые страницы восьмилетней давности меня не особенно интересовали. Из них ничего нового для себя я не узнала, только подтвердились слова соседки: все эти годы Софья лечилась от бесплодия.

Листая страницу за страницей, я проникалась к женщине сочувствием. Но вот мое внимание привлек лист УЗИ. Дата? Ага... есть: август прошлого года. Диагноз... Как эти врачи пишут: пяткой левой ноги, что ли? С трудом я расшифровала: фибромиома шести-семи недель. Рекомендовано оперативное лечение. Внизу под листком УЗИ уже другим почерком подтверждался диагноз и указывалось, что больная от операции на данный момент отказывается, и подпись Софьи. И последние записи трехмесячной давности. Больная направляется в пятую горбольницу, первое гинекологическое отделение для оперативного лечения. Диагноз: фибромиома – восемь недель.

Я закрыла карточку, положила ее на водительское сиденье и потерла виски. Чушь собачья получается: женщина, страдающая бесплодием, направляется с опухолью на операцию в первое гинекологическое отделение и возвращается из родильного отделения той же больницы уже с сыном. При этом все уверены, что Софья Михайловна перенесла тяжелые роды, хотя с животом на глазах соседей не появлялась.

Итак, мои клиенты скрыли от меня, что ребенок усыновлен, причем очень ловко, на глазах у всех, но никто ничего не заметил. Почему же все-таки Заманские скрыли это от меня? Меня распирало от злости: я целый час драгоценного времени потратила на то, чтобы установить известный им самим факт – ребенок усыновлен.

Неужели Заманские не понимали, что если у ребенка есть родная мать и если он отнят незаконно, то в ней могли проснуться материнские чувства. И что бы она сделала? Скорее всего попробовала бы вернуть свое дитя, то есть становилась подозреваемой номер один. А может, Заманские уверены, что это невозможно?.. Думай, Танька, думай! Погоди-ка, а звонок Альберта в роддом и разговор о какой-то Ольге и дурдоме? Опять роддом. Все крутится вокруг него. А может, мои клиенты боятся разглашения именно из-за того, что мать Левушки психически больная? Тогда зачем они взяли такого ребенка? Наследственность – дело не последнее, такие образованные люди должны об этом знать. Нет, здесь что-то не так, мне это подсказывала интуиция. Почему тайну усыновления они хотели скрыть даже от детектива, которому платили немалые деньги? Все упиралось в роддом, значит, и там необходимо покопаться. Кому звонил Альберт? Борис Леонидович... фамилия... Моя феноменальная память и тут не подвела, выплюнув ответ: Берсутский. Чувствуется, роль его во всем этом не последняя. А по тому, как профессионально одна мамочка заменена другой, подобное проделывается не впервые. Процесс усыновления, насколько я помню из своей юридической практики, вопрос непростой и очень, очень долгий. А тут все происходит как по взмаху волшебной палочки. Не нравится мне все это, хоть и обставлено все профессионально. Мой чуткий нос уже уловил какой-то грязный душок. Решение окрепло: нужно выяснить роль этого Берсутского, роддома и Ольги. Кто она?

До клинического городка, где располагался роддом, ехать было минут двадцать. Времени вполне достаточно, чтобы придумать объяснение моего появления там. Сочинить, конечно, что-то можно, но не всегда реальность совпадает с буйной фантазией. Так получилось и в данном случае. Оказалось, чтобы попасть к Борису Леонидовичу, мне нужно преодолеть первое препятствие в виде секретарши – ее про себя я сразу окрестила грымзой. Заветную дверь она охраняла очень бдительно.

– Вы по какому вопросу?

– По личному.

– Он занят, и вообще, – она сделала жест рукой в сторону таблички на двери, – по личным – по четвергам, а сегодня среда, могу записать на следующий четверг, на этот уже все забито.

– Но вы узнайте, может...

– Не может, – резко оборвала она меня. Вот уж поистине настоящая грымза!

Секретарша уткнулась в компьютер, но при этом одним глазом не переставала следить за моими действиями: похоже, тут у меня не было никаких шансов. Все-таки с мужчинами находить общий язык куда проще. С ними главное – вовремя немного приоткрыть ножку, белокурый локон на пальчик задумчиво накрутить или скромно потупить глазки – все по обстоятельствам. А вот с такой мымрой, которая ненавидит тебя уже заранее только за то, что у тебя мордашка миловидная, фигура хорошая, а ей похвастаться нечем, с ней как разговаривать?

Мне надо было либо достойно отступить, либо использовать один из моих трюков. Отступать я не привыкла, значит...

– Извините за беспокойство... – Длинный нос секретарши дернулся, но и только: больше никакой реакции. – А по телефону я смогу записаться на прием?

Грымза молча ткнула пальцем в стену, что, должно быть, означало милостивое разрешение на звонок. Там висела табличка с номером телефона и ФИО этой крысоподобной особы. Хорошо, запомним.

– До свидания! – В ответ ни слова.

Идя к двери, я спиной чувствовала ее торжествующий взгляд.

Но смеется тот, кто смеется без последствий. Не будь я Татьяной Ивановой, если не добьюсь своего. Выйдя из приемной и оглядевшись, я направилась в конец коридора. Там, пристроившись на подоконнике, достала из сумки свой сотовый. На секунду задумалась, потом набрала номер приемной. Грымза сразу сняла трубку. Изменив голос, я быстро спросила:

– Муза Петровна? – И не давая ей опомниться: – Это из бухгалтерии, срочно зайдите к нам! – И нажала отбой.

Муза Петровна, похоже, была дамой исполнительной, поскольку через минуту дверь за ней уже захлопнулась. С удовольствием заметив, что направила ее на другой этаж, я бросилась к двери. Нельзя терять ни секунды, пока верный страж отсутствует. С разбега преодолев приемную, я ворвалась в вожделенный кабинет.

Хозяин его сидел за столом и читал какие-то бумаги. Мне с моим богатым опытом одного взгляда было достаточно, чтобы понять: этот меня не выставит. Это у кого-то все пути в храм ведут, а у мужчин подобного типа – все в секс. Борис Леонидович поднял голову и с интересом стал разглядывать меня. И чем дольше смотрел, тем более томным становился его взгляд. Прямо-таки кот перед блюдом со сметаной, вот-вот облизнется. И он облизнулся! Я могла быть уверена: разговор состоится, несмотря на неприемный день.