Книга Нежность Аксель - Франсуаза Бурден

Таким образом, Бенедикт, достигнув семидесяти шести лет, мог считать, что достойно приближается к концу. Несмотря на препятствия и драмы, он превратил дело Гаса, своего отца, в процветающее предприятие. Передача власти была практически завершена, но он чувствовал, что должен протянуть еще немного: необходимо время, чтобы направить по правильному пути Дугласа и чуть-чуть подогнать под Аксель костюм, который был пока что велик на нее.

* * *

Каждое утро проходило по неизменному распорядку. Первую партию лошадей выводили, как только занимался день. В этой группе всегда были самые лучшие животные и те, которые примут участие в забегах в этот день. После завтрака, зачастую состоявшего из бифштекса с жареным картофелем или яичницы с ветчиной, выводили вторую партию. Затем, поздним утром, выводили третью — жеребят и молодых кобыл, только начавших работать.

Пока наездники скакали по дорожкам, в конюшне кипела работа. После того как все стойла были вычищены, в них подкладывали соломы и наполняли кормушки овсом. И еще постоянно подметали двор, косили лужайки, ухаживали за цветочными клумбами с каменными бордюрами.

Конюхи по очереди перешивали попоны для чистокровных скакунов, непромокаемые плащи и куртки, сорочки и гетры, защитные покрытия для транспортировки. Все кожаное, седла и поводья, необходимо было ежедневно смазывать, удила — мыть, щетки и скребки — дезинфицировать. Помимо двух помещений для седел существовали медпункт с большим запасом лекарств, души с инфракрасными лампами, место для кузнеца, наконец, специальное помещение, где ветеринар мог спокойно осмотреть лошадь.

Бенедикт требовал, чтобы этот порядок не нарушался, и Аксель строго придерживалась того же. Теоретически штатом занимался Констан, но Аксель нередко шла за ним, проверяя ту или другую мелочь.

В тот день, незадолго до полудня, когда партия жеребят уже возвратилась, она в последний раз окинула взглядом двор и решила, что достаточно потрудилась сегодня утром. Она уже поднималась по ступенькам крыльца, когда услышала, что ее окликнул Антонен:

— Угостишь меня кофе?

Она взялась за ручку двери и на мгновение заколебалась, поворачиваться ли. Фамильярность Антонена ее раздражала. Сколько еще раз просить его соблюдать дистанцию?

— Я хотел поговорить о Макассаре, — добавил он со сконфуженным видом.

— Хорошо. Заходи…

Тщательно вытерев о половик сапоги, он прошел за ней в дом. Как всегда в вестибюле царил полный беспорядок. Красивейший комод был завален почтой вперемешку со связками ключей. На обоих стоящих по углам массивных креслах-кабриолетах громоздились горы курток и свитеров, а на круглом столике на одной ножке возвышалась кипа мятых газет и программок бегов. На выставленных в ряд медных вешалках небрежно висели каски и хлысты. Этот хаос странным образом контрастировал с всегда безупречным видом конюшни.

— Да, я знаю, что нужно убрать, — вздохнула Аксель, перехватив взгляд Антонена. — Сделаю это перед приездом Бенедикта.

Она прошла в кухню, насвистывая.

— Что-то ты сегодня весела!

— Макассар меня порадовал, я просто на седьмом небе. Этот конь был поздним, но я всегда верила в него, и то, как он работал сегодня утром, — подтверждение, что я не ошиблась. Кроме того, на этой неделе я принимаю Стаубов, и если сделка состоится, то они должны будут передать нам много лошадей.

— Что касается Макассара… — напомнил он. — В каких соревнованиях он будет задействован?

— Я скажу об этом, когда сделаю выбор.

Он что, действительно считает, что она интересуется его мнением? Она поставила перед ним на облицованную плиткой стойку чашку кофе, а себе налила стакан шабли. Как и все наездники, большую часть года Антонен соблюдал диету, поэтому она не предложила ему и сахару.

— Ну же, — ласково настаивал он, — не заставляй меня ждать.

Вместо того чтобы ответить, она отпила глоток, прищелкнула языком от удовольствия и едва заметно улыбнулась. Антонен был невероятно обаятелен и пользовался этим направо и налево. Орехового цвета с золотинкой глаза, правильные черты лица и милая улыбка делали его очень привлекательным, несмотря на небольшой рост. Кроме того, у него было прекрасное чувство юмора, и он умел обходиться с женщинами. Уже много лет ведущий наездник конюшни Монтгомери, он почти всегда оказывался среди первых на звание «Золотой хлыст», но так ни разу его и не получил.

— Сначала я обговорю все с Бенедиктом, — медленно сказала она. — Обещаю, что буду держать тебя в курсе.

Он скорчил недовольную гримасу, выражающую недоверие, понимая, что ей вовсе незачем советоваться с дедом. Карьера коня была очевидна: после бегов средней значимости, по которым можно верно оценить его качества, он будет незамедлительно задействован в основных соревнованиях.

Как Аксель и предполагала, Антонен подошел к ней, обнял за шею и попытался поцеловать. Она, словно шутя, оттолкнула его и выпроводила за дверь. Конечно, она допустила ошибку, переспав с ним. Их роман для всех был тайной, продолжался совсем недолго, но Аксель укоряла себя за него. Почему она уступила? Потому что он так мил? Потому что мечтала о любви? Бенедикт не следил за ее флиртами и связями, но категорически настаивал на одном: «Никогда ни с кем из конюшни. Ты такая милашка, что они все будут за тобой бегать, но это не добавит им усердия. Я понятно объяснил?»

Это был мудрый совет, но она пренебрегла им и забралась в постель к Антонену. И сразу же возникла масса вопросов. Как разграничить ее собственную привлекательность и очевидный для него интерес быть связанным с внучкой Бенедикта Монтгомери? Как приказывать ему, ругать за плохую езду? Как не допустить фамильярности и покровительственности?

Она поделилась с Антоненом своими сомнениями, и он стал оправдываться, прижав руку к сердцу, — впрочем, неубедительно. Несколько сочувственных взглядов Дугласа, который оказался в это время в конюшне, обескуражили девушку. Разрыв, похоже, потряс Антонена, но он по-прежнему держался дружелюбно. Аксель еще раз попыталась убедить себя в том, что не могла поступить иначе. Три месяца спустя, после официального назначения тренером конюшни, она мысленно поздравила себя с тем, что порвала с ним до того, как все могло существенно осложниться.

Возвратившись в кухню, она в задумчивости допила вино. Если она хочет встретить любовь, ей непременно нужно оказаться за пределами мира скачек, там, где бы ее никто не знал.

Она услышала, как хлопнула дверь, и раздались тяжелые шаги Констана.

— Съешь хоть что-нибудь! — воскликнул он, входя. — Не отправляйся на скачки с пустым желудком. Погоди, сейчас сделаю тебе мой фирменный бутерброд.

Любезность Констана во многом превосходила его кулинарные таланты, но бутерброды он готовил отменные. Они обменялись улыбками, и она подвинулась, чтобы он достал нужные продукты из холодильника. Устроившись на высоком табурете, где пять минут назад сидел Антонен, она снисходительно глядела на дядюшку. Он действительно делал все, чтобы жизнь каждого была приятной, и не проявлял признаков досады, даже когда Бенедикт или Аксель кричали на него из-за бесчисленных оплошностей. От Монтгомери он унаследовал прямой нос и небесного цвета глаза, но остальные черты казались расплывчатыми, словно незавершенными. Будучи слишком толстым, он одевался в бесформенную одежду, носил вельветовые штаны и свитеры, которые предпочитают водители, и вечные походные ботинки. «С тобой невозможно показаться на людях!» — не мог иногда сдержаться Бенедикт, но ни разу не запретил Констану появиться на званом обеде или каком другом светском мероприятии. Это был его сын, и он принимал его таким, какой он есть, — семья прежде всего.