Книга Почти джентльмен - Пэм Розенталь

Галстук и рубашка были все такими же ослепительно белыми, но пропитались слабым запахом пота. Завтра Феба отправит их в стирку – вместе с муслиновыми лентами, которыми она обматывала свои маленькие груди, и хитрой подушечкой, которую привязывала между ног.

Из трюмо на нее смотрела поразительно красивая женщина – широкоплечая и узкобедрая, она была обнажена, если не считать черных бархатных тапочек на длинных белых ногах. В следующем году ей исполнится тридцать. В таком возрасте симпатичные девушки начинают блекнуть, а настоящие красавицы только расцветают. Впрочем, Феба не принадлежала к числу тех дам, которые часами пялятся в зеркало, с тревогой выискивая у себя признаки увядания. Ежедневно ей приходилось тратить слишком много времени на создание образа Марстона, а по вечерам она бросала лишь беглый взгляд на свое отражение. Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на волнения по поводу собственного лица и фигуры.

И потом, какую пользу принесли ей изящное женственное тело и точеные черты?

До тринадцати лет она была неуклюжей смешной девчонкой слишком высокого роста с густыми бровями, квадратной челюстью и упрямыми волосами, которые не поддавались ни шпилькам, ни лентам. Ее брат Джонатан был единственным красавцем в семье, и это вполне устраивало Фебу: никто не возлагал на нее больших надежд, и она могла читать, кататься на лошадях и лазить по деревьям в свое удовольствие.

Когда ей исполнилось шестнадцать и пришло время посещать скромные светские рауты, которые устраивались в их отдаленном уголке графства Девоншир, Феба была уверена, что с ней никто не захочет танцевать. Она почитала это за счастье; значит, они с Кейт будут сидеть в сторонке, шептаться и хихикать, не обремененные вниманием местных деревенских парней.

Но вышло по-другому. К удивлению Фебы, молодые люди наперебой приглашали ее танцевать, и она лишь беспомощно косилась на Кейт, которая одиноко сидела у стены и хранила храбрую полуулыбку на своем изрытом оспой лице.

Впрочем, Феба любила танцы. Она лихо отплясывала рил, кадриль и шотландку под музыку маленького оркестра. В те годы в их провинциальной глуши никто не вальсировал. Феба слышала о скандальном новом танце, но разучила его только в двадцать два года, когда приехала в Лондон. Мама Фебы с опозданием поняла, что ее непутевая дочь каким-то загадочным образом превратилась в красавицу, и раздобыла сезонный абонемент в ассамблею «Олмак».

Феба довольно быстро освоила новый танец. Симпатичный лорд Кларингуорт вальсировал просто божественно. Он был гораздо богаче и искушеннее тех мужчин, с которыми она была знакома дома. Его настойчивые ухаживания говорили о том, что он вознамерился заполучить ее в жены, несмотря на скромное приданое, которое она привезла с собой.

Он брал ее на конные прогулки по Гайд-парку, одаривал пышными букетами из семейной оранжереи, осыпал комплиментами и удивлял знанием высшего лондонского света. Феба еще никогда не встречала такого мужчину. Ей казалось, что за его роскошной внешностью кроется очень благородная и значительная личность. Она с молчаливой улыбкой выслушивала его шутки и сплетни. В конце концов, Лондон был его мирком, и она считала себя не вправе рассуждать о непривычных столичных делах. К несчастью, Генри принял ее благоразумие за обожание. Неправильно истолковав тихое любопытство Фебы, он поздравил себя с победой: юная провинциалка оказалась не только красива, но и робка.

Описывая их свадьбу, газеты неизбежно ссылались на сказку про Золушку. Принц женился на прекрасной замарашке на Гросвенор-сквер. На церемонии присутствовал весь высший свет. Однако через несколько коротких месяцев брак Фебы и Генри превратился в сплошной кошмар.

«Хватит воспоминаний! Для одного вечера вполне достаточно», – решила Феба, надевая простой бледно-розовый халат из тяжелого шелка с серой окантовкой на лацканах.

«Но почему я пялюсь на себя в зеркало, точно наивная девчушка, облачившаяся в свое первое бальное платье?»

Впрочем, она прекрасно знала ответ. Рассеянно проведя руками по гладкой ткани, Феба попыталась осмыслить свое состояние.

«Все дело в этом джентльмене, которого я встретила сегодня вечером. – Она живо представила себе его темно-голубые глаза и красивые плечи. – Это первый мужчина после Генри… Впрочем, нет. Когда я познакомилась с Генри, я была слишком молода и глупа, чтобы что-то чувствовать. Надо быть честной до конца. Сегодня вечером я впервые встретила мужчину, который заставил меня почувствовать себя женщиной».

Феба резко уронила руки и сжала их в кулаки – так сильно, что ногти впились в ладони. Боль ее отрезвила.

Какой вздор! Последние три года она с успехом играла мужскую роль – стояла, сидела и вела себя как мужчина. Ей не хотелось чувствовать себя женщиной.

Она ловко маскировалась под светского щеголя, но ледяное сердце Фица Марстона перекачивало шампанское вместо крови, ибо его обладатель отказывался переживать то, что было похоронено на дне этого самого сердца, – унижение перед глупым капризным мужем и боль от потери любимого ребенка.

Феба сама выбрала для себя столь странную жизнь и не собиралась ее менять, поддавшись чарам заезжего графа.

Она позвонила в звонок. «Бедный Билли, я заставила его так долго ждать!»

Лорд Линсли рано ушел с бала. Урок вальса прошел лучше, чем он ожидал. Пожалуй, теперь он сможет вальсировать на свадьбе кузена или на другом подобном празднике.

Впрочем, лорд не знал, стоит ли ему ходить в «Олмак». Он был одинок и нуждался в женском обществе, но лондонские сборища казались ему не самым удачным местом для поиска невесты.

Они с Вулфом выпили в клубе, потом Линсли вернулся в свой городской особняк и продолжил пить.

Время шло, огонь в камине почти догорел, но Дэвид не собирался вставать с кресла и ложиться спать.

Вся беда в том, сказал он себе, что жизнь с Марджери была слишком удобной. Наверное, такую жизнь можно назвать идеальной для мужчины, который нуждается в сексе, дружбе и понимании, но странным образом остерегается любви.

Когда они познакомились, она была хозяйкой гостиницы, хорошенькой молодой вдовой. В ту ночь разразилась гроза, и он не смог попасть к себе домой, в поместье Линсли-Мэнор. Дэвид никогда раньше не останавливался в гостинице «Красный боров», но его поразили чистота помещения и качество мясного пирога, который она ему подала – причем подала быстро; когда он приехал, все остальные постояльцы спали.

Ее повар тоже ушел спать. Марджери не стала его будить. Она сама принесла Дэвиду мясной пирог и отличный эль. Белокурая, полногрудая и веснушчатая, в свои двадцать пять она была еще в самом соку. И, как и он, страдала от одиночества, несмотря на свою энергию и жизнерадостность. Взявшись за вторую кружку эля, Дэвид пригласил ее к себе за стол. Она рассказала, что ее муж умер год назад и с тех пор она сама заведует гостиницей.

– Это выгодное дело. К тому же я слишком занята, чтобы жалеть себя.

– Да, я понимаю, что вы имеете в виду, – ответил Дэвид. Он тоже был загружен работой с тех пор, как вступил во владение поместьем. Ему нравился фермерский труд, тем более что ему достались чудесные земли, хороший управляющий и отличные жители. Но иногда он спрашивал себя, по нему ли такая ответственность. В конце концов, ему был всего двадцать один год. Иногда по ночам, одиноко сидя над бухгалтерскими счетами и гадая, что делать с конкретным полем – засеять или оставить под паром, – Дэвид боялся допустить роковую ошибку, влезть в долги или каким-то образом опозорить свою семью.