Книга Воспитанница любви - Ольга Тартынская

Ее появление в гостиной, как показалось бедной воспитаннице, вызвало недоумение гостей, разных важных господ, офицеров и франтов, разряженных дам в бриллиантах и перьях. Вера не знала, куда деваться, пока наконец княгиня не подошла к ней и не сообщила гостям, взяв ее за руку:

– Позвольте представить вам, господа, мою новую demoiselle de compagnie[1]Веру Федоровну Сверчкову. – Она по-светски потрепала заалевшуюся и смущенную девушку за щечку и сказала ей на ухо: – Ничего не бойся, ступай к самовару.

Тут раздался громкий хохот, и к Вере подошел давешний франт:

– Ах, простите, я принял вас за горничную! – Он тряхнул головой и поцеловал трепещущей девушке руку, потом несколько мгновений с улыбкой вглядывался в ее лицо. – Вы не сердитесь?

– Н-нет, – пролепетала Вера, спеша поскорее укрыться от насмешливых взглядов. Она умоляюще глянула на княгиню, и та отвела ее к чайному столу.

Интерес к новому лицу мгновенно погас, когда все разъяснилось. Вера облегченно вздохнула, спрятавшись за самоваром от чужого внимания. Из своего угла она могла без опаски наблюдать за всем происходящим в гостиной. Ее задело явное пренебрежение, которое она прочла на многих лицах. Однако более всего бедную воспитанницу уязвила презрительная, как ей показалось, усмешка на ярких губах давешнего знакомца. Разливая чай в тончайшие фарфоровые чашки, Вера поглядывала в его сторону. Впрочем, все здесь занимало ее внимание, все было ново.

В богатой гостиной, обставленной по моде и с безупречным вкусом, общество разделилось на небольшие кружки. Солидные господа и дамы в чепцах, украшенных лентами и кружевами, играли в вист, у фортепиано толпилась молодежь. Хозяйка устроилась на уютной кушетке в виде буквы S. Ее окружали молодые люди в военных мундирах и фраках. Княгиня была занята веселым разговором все с тем же франтом и его приятелем, который показался Вере грустным, несмотря на приветливую улыбку. Бледность его худого лица была очевиднее в обрамлении длинных черных волос, глубокие темные глаза смотрели задумчиво, отрешенно, а при взгляде на княгиню загорались мягким светом. «Должно быть, поэт», – мысленно предположила начитанная Вера и не ошиблась.

Браницкая объявила, что целью нынешнего собрания является прослушивание новой поэмы Евгения Дмитриевича Арсеньева. Бледный юноша поднялся с кушетки и приблизился к роялю. Молодежь, шумевшая вокруг, с любопытством замерла. Смущенно поправив атласный галстук, юный поэт стал читать тихим, но звучным голосом, который постепенно обретал силу и страстность. Вера забыла о самоваре и о том, что голодна (ведь ей до сих пор не удалось перекусить), она целиком отдалась очарованию стихов. Юная воспитанница любила поэзию, в особенности романтическую.

Это как раз был тот случай: Арсеньев читал поэму о бедном художнике, который всюду искал свой идеал и влюбился в надменную даму. Она не оценила талант и душу бедняги, и тот погиб. История бедного художника всех взволновала. Раздались рукоплескания, похвалы в адрес талантливого поэта. Только княгиня почему-то молчала, а ее собеседник подошел к приятелю и просто положил руку ему на плечо. Он хотел что-то сказать, но раздумал и отошел к окну. Вера могла поклясться, что заметила влажный блеск в глазах щеголя. «Он стыдится своих чувств», – догадалась девушка.

Тем временем поэт смущенно принимал поздравления и в поисках одобрения вопросительно глянул на княгиню.

– Евгений Дмитриевич, – произнесла та наконец, – вы действительно всех женщин считаете бездушными и жестокими?

Арсеньев покраснел.

– О нет, вы же знаете.

– Вольский, а вы? – обратилась княгиня к франту, стоявшему у окна.

Вера впилась в него взглядом. От нее не ускользнула смена маски: от растроганности к надменной усмешке. Вольский поднял бровь и ответил:

– Я слишком хорошо знаю женщин, чтобы думать иначе, но слишком люблю, чтобы отказаться от них. Впрочем, есть еще создания жалкие, но ничего не требующие и вполне доступные, которым вовсе не нужно поклонение.

При этих словах он почему-то взглянул на Веру. Девушка, застигнутая врасплох, спряталась за самоваром.

– Это пошло, Андрей Аркадьевич. – В голосе княгини явственно прозвучали злые, металлические нотки. Она резко поднялась: – Пожалуйте к столу, господа, ужинать.

Все потихоньку перетекли в столовую, только Вера замешкалась, не зная, как ей поступить. Тут на помощь к ней явился тот же Вольский. Он с шутливой церемонностью предложил Вере руку и повлек за собой.

– Этот небольшой зверинец, сударыня, вовсе не опасен, – шепнул Вольский, усаживая воспитанницу рядом с собой.

Получив поддержку, Вера немного ожила. Ей было приятно внимание красивого мужчины. Многие за столом с любопытством поглядывали в их сторону. Вера заметила, что княгиня постоянно держит их в поле зрения, несмотря на веселую болтовню с гвардейцем, сидящим рядом с ней. Еще наблюдательная девица отметила, что юный поэт почти ничего не ест, ни с кем не разговаривает, только грустно улыбается, глядя на княгиню. Вольский много острил, заставив Веру и соседних дам смеяться. Однако Вера не раз перехватывала его серьезный, заботливый взгляд в сторону Арсеньева.

Вскоре после ужина все стали разъезжаться. Княгиня, приказав Вере дождаться ее, провожала гостей. Девушка так устала, что чуть было не задремала в гостиной на канапе. Лакеи гасили свечи, складывали ломберные столы. Чтобы не уснуть окончательно, Вера решила немного побродить по дому. Она обнаружила комнату, которая, видимо, служила кладовой и соседствовала с кабинетом княгини. Присев в ожидании на сундуке, уставшая воспитанница снова задремала. Из забытья ее вывели голоса, прозвучавшие рядом так явственно и громко, что Вера вздрогнула.

Голоса доносились из кабинета княгини.

– Нашли новую вывеску для своего салона? – насмешливо говорил мужчина.

– Не понимаю вас, Андрей Аркадьевич. – Это княгиня.

– Ну как же: хорошенькое наивное личико, улыбается, разливает чай… А потом при случае какому-нибудь старому развратнику сбудете.

После небольшой паузы снова голос княгини, немного дрогнувший:

– За что вы меня так ненавидите, Вольский?

– Помилуйте, сударыня, что нам делить? Однако с Евгением вы могли быть немного снисходительней: он безумно любит вас, и он болен.

– Я не хочу подавать ложных надежд. И потом, нельзя же заставить себя любить только из жалости: Евгений достоин много большего.

Вере было неловко подслушивать, и она поскорее выбралась из укрытия. Решив, что теперь ей уже не дождаться княгини, девушка побрела наверх, в свою комнату, и, даже не умывшись, свалилась замертво на постель.

Глава 3

Начало

На следующее утро Вера проснулась в прекрасном расположении духа. Она потянулась в своей уютной постельке, потом вскочила и подошла к окну. Там сентябрьское солнце золотило купола, сновал торговый люд, а на бульваре няньки прогуливали детей. Было уже часов одиннадцать.