Книга Оранжевый парус для невесты - Вера Копейко

– Я говорю не о лепешках, дорогая, – наконец насмешливо снизошла Антонина Сергеевна. – Я тоже не ем эту пресную стряпню, – она поморщилась, – в общем, непонятно какого вкуса резиновые изделия, так я бы их назвала. Питта – терминология аюрведы. Есть такое индийское учение, во многом справедливое, на мой взгляд. Оно о человеке, его здоровье, о жизни. Так вот, в вас, Ольга, на мой взгляд, преобладает питта. А в Виталии – капха. Поэтому его к вам влечет. Это правильно. Это хорошо. Кстати, ты ничего не рассказывал Ольге об этом, сын?

– Нет, мама. – Виталий аппетитно облизал вилочку для торта.

– Кстати, вы, Ольга, не едите этот восхитительный торт только потому, что боитесь поправиться? – спросила Антонина Сергеевна.

– Нет, меня вполне устраивает мой вес. Если я очень сильно похудею, то у меня будут торчать кости, – сказала она.

– Да, если вы сильно похудеете, у вас они будут торчать. Особенно вот здесь. – Длинные пальцы со следами начавшегося артрита на первых фалангах шарили там, где должна быть ключица. Но неудачно – не смогли прощупать кость под слоем жира.

До самого конца долгого обеда Ольга ни о чем не могла думать, кроме как об этом конфузе. Надо же, какой дурочкой она выставила себя перед матерью Виталия.

– Ты ничего не хочешь мне объяснить? – спросила она, когда они вышли от его матери и по лестнице поднимались к нему на третий этаж.

– Нет, как-нибудь после, – отмахнулся он. – Дай отдышаться. Снова переел.

Она вздохнула. Ей надоели его стенания насчет собственного веса.

– Я знаю. Я похож на борова. Но ничего не могу сделать с собой. Толстею, что бы ни ел.

– Если бы ты не ел, то не толстел бы, – фыркнула она.

– Меня кормит мама. Она говорит, что по аюрведе – капха-личность только тем и занимается, что усваивает и накапливает все подряд, что в нее попадает.

– А питта-личность? – спросила Ольга.

– Никогда не интересовался, – бросил он.

– Понятно. Придется самой, – заметила она, чувствуя, что эта фраза странным образом задела ее.

– Не советую, – сказал Виталий, ухватившись за перила. Ольга вдруг заметила, какие пухлые у него пальцы. – Для обычного обывателя это учение не годится.

– Значит, я обычный обыватель? – с обидой в голосе переспросила Ольга.

– Я бы сказал. – Он подтянулся на одну ступеньку и бросил: – Вы с мамой отличаетесь друг от друга. То, что подходит ей, не годится тебе.

– Я рада. – Ольга произнесла короткую фразу и услышала в своем голосе раздражение.

– Но для меня вы, – сказал Виталий, – похожи.

– Чем это?

– Вы обе мне нужны. Вы заботитесь обо мне. По-своему. Мне это важно.

Она смотрела на него снизу вверх, видела, как напрягается ткань на бедрах, когда он переставляет ногу на следующую ступеньку.

А он… противный, вдруг подумала она, эти бедра, как у мамочки, и вообще в нем есть что-то бабье, если посмотреть со стороны.

Ольга почувствовала себя такой чужой на этой лестнице, такой одинокой, как будто забрела не туда, куда собиралась. Она стояла и слушала его тяжелую поступь, его сопение. И думала: долго ли еще она будет ездить сюда?…

Теперь, застегивая молнию гобеленовой сумки, она чувствовала, что готовит ответ на свой давний вопрос. Уже нет.

Долгая связь между мужчиной и женщиной, начинала понимать Ольга, не скрепленная законом, обладает одним свойством, странным на первый взгляд. Все умные мысли партнера, его благие поступки воспринимаются как навеянные твоим присутствием. Причину всего дурного, даже высказанного и проявленного тобой, ищешь в партнере. Наступает момент, когда сосуществование становится невыносимым. Поскольку пару ничто не скрепляет – ни закон, ни дети, – то каждый знает, что в любую минуту он может уйти. Значит, трудиться над собой ради того, чтобы понравиться партнеру, никто не станет.

Вот к этому подошли и они с Виталием за три года, считала Ольга.

3

Треск, похожий на выстрел, – и сноп стекол рванулся в купе. Крупные осколки ударились об пол. Мелкие усыпали льняную скатерть в красно-белую клеточку. Стеклянная пыль переливчатым облачком покружилась над столиком, потом, медленно оседая, осыпала Ольгины волосы, лицо, запястья и руки – она закатала рукава свитера, когда села пить чай. Крошечные, невесомые осколки плавали в чае и не собирались тонуть. Серебристая взвесь напомнила ей давний немецкий ликер, в котором поблескивали тончайшие золотинки. Тот ликер привез Юрка, когда приехал к ней в первый раз в Москву. Она только что сдала зимнюю сессию.

«А… как же теперь пить этот чай?» – удивилась Ольга и подняла голову от стакана. Мужчина напротив сидел и, не моргая, смотрел в оконную дыру.

Ольга тоже перевела взгляд на нее. Черная дыра, как приглашающее отверстие в ночь. Или… в другой мир? Она вздрогнула, но не отвела глаз. Ни огня, ни светлой точки в ночном заоконье.

«А не такую ли дыру увидел мистер Эванс?» – вдруг вспомнила она то, что они читали с Юркой, когда им было по пятнадцать. Что-то вроде «Мифов Древней Греции», только с поправками на время. О параллельном мире, который открылся англичанину, который раскапывал Кносский дворец на греческом острове Крит. Под дворцом царя Миноса находился лабиринт, в котором, по преданию, был заключен человек с головой быка, Минотавр… Из того лабиринта не было выхода…

Надо же, удивилась Ольга, сегодня она уже вспоминала о Крите, когда подумала о Поппи Тцоди и своей начальнице. Точнее, наоборот – о начальнице и Поппи. Она поморщилась. Англичанин Эванс, между прочим, напомнила она себе, заглянувший не туда, сошел с ума.

Ольга быстро отвернулась и перестала дышать. Она опасалась, что даже обыкновенное дыхание может навредить мужчине напротив. Она похолодела, когда догадалась об этом. Он не только весь осыпан стеклянной пылью – она блестела в темных волосах, на темно-синем свитере, но и… Ольга почувствовала, как холод ночи проникает под свитер, под рубашку. Она увидела, что у него на ресницах повисли мелкие осколки. Стоит моргнуть, или подуть ветерку, или ей глубоко вздохнуть, они попадут в глаза.

Ольга почувствовала, что ей самой тоже что-то мешает. В левом глазу? Нет, в правом. Или… в обоих. Рубашка прилипла к телу от горячего пота. Неужели…

Она поправила очки. Незаметно для себя моргнула, и от сердца отлегло – как будто ничего. Очки, что ли, спасли ее?

В купе ворвалась проводница.

– Ну вот опять, – чуть не плакала женщина в бордовой форме. – Опять эти футбольные фанаты. Подумали бы своей дурной башкой: люди-то при чем? Если проиграла их команда…

– Если выиграла – тоже, – почти не разлепляя губ, произнес пассажир напротив.

– Никаких стекол не хватит. Три недели назад новые поставили, – причитала проводница, взмахивая веником, но не решаясь с чего-то начать. Совок понуро повис в руке, Ольга проследила за ним взглядом и заметила, что угол совка приподнял край юбки. Проводница была в черных гольфах. Надо же, ей не холодно, она поежилась.