Книга Без жалости - Лоис Гилберт

Эми зябко провела ладошками по плечам.

— Мне холодно, — сказала она.

— Давай-ка я тебя немного согрею, — сказала я и взяла ее руки в свои ладони, чтобы немного растереть пальцы. Большего я пока позволить себе не могла, потому что знала: она этому воспротивится. По этой причине я решила прибегнуть к старой уловке. — Помнишь, как ты была маленькой и вместе с нашей собакой убежала в лес?

— Смутно, — сказала она, употребив то самое слово, которое в аналогичной ситуации произнесла в одном из своих знаменитых фильмов Марлен Дитрих. При этом Эми чуточку расслабилась и повернулась ко мне всем телом. Так она всегда делала в детстве, готовясь выслушать очередную байку о том, как она жила, «когда была маленькая». Она проявляла удивительный интерес к своей жизни в детском возрасте и готова была слушать такого рода воспоминания без конца — в особенности о том, чего она сама о себе помнить не могла.

Стараясь не переступать границ, очерченных дочерью для проявлений моей материнской нежности, я легонько обняла Эми за плечи и начала повествование:

— Было тебе в ту пору — сколько же тебе, дай Бог памяти, тогда было? Ага… Восемнадцать месяцев тебе было — вот сколько! А может, два годика? Может, и два… Ну да все равно. В общем, ты была еще младенцем, который едва научился ходить. Так вот, как-то раз ты пропала. Мы тогда от беспокойства чуть все с ума не посходили. Я-то была уверена, что ты отправилась в путешествие вниз по холму — хотя бы потому, что подниматься по склону было для тебя делом огромной сложности. Я пошла вниз по холму через поля и все время громко кричала: «Эми? Где ты? Куда ты запропастилась?» А потом я услышала твой тихий, взволнованный голосок: «Я тут она, вот она! Прямо у тебя под ногами…»

Неожиданно Эми отодвинулась от меня и посмотрела на меня в упор своими темно-зелеными глазами. Эта пятнадцатилетняя веснушчатая девочка обещала в будущем превратиться в очаровательную женщину, и я не могла отделаться от мысли, что мне не хватает той маленькой Эми, которая лепетала сладким голоском милые глупости и, чуть переваливаясь, ходила по земле на своих коротеньких ножках.

Когда я уезжала в Африку, Эми была костлявым подростком с колючим характером. Когда она разговаривала, то широко размахивала руками, жестом помогая проклюнуться каждому своему слову. Как ни странно, в то время мы с Дэном с легкостью находили с ней общий язык. Своими ужимками и шутками она подолгу заставляла нас смеяться: по правде говоря, мир в ее глазах и впрямь выглядел весьма забавно, а о своем видении мира она никогда не забывала нам сообщить. В те благословенные времена она еще не считала себя настолько взрослой, чтобы держаться от меня на расстоянии, и иногда ласкалась ко мне, как щенок, бросаясь мне на шею и обнимая своими непомерно длинными, костлявыми руками, словно заявляя тем самым о своих исключительных правах на меня, свою мать.

Когда я вернулась из путешествия, Эми из ершистого, голенастого подростка превратилась в красотку с хорошо сформировавшимся женским телом и с волосами как у Венеры кисти Боттичелли. Эта незнакомая мне девочка-женщина всем своим неприступным видом, казалось, говорила: родственнички, держитесь от меня подальше.

Эми ненавидела ферму всеми фибрами своей души, и в течение двенадцати месяцев, которые мы с ней здесь провели, с ее губ не сходила злая, ироническая улыбка. Иногда, глядя на дочь со стороны, я думала, что она никогда меня не простит. Год назад, когда я вернулась из Африки и потребовала, чтобы она съехала с квартиры отца, где она, на мой взгляд, пользовалась слишком большой свободой, она выслушала мое материнское требование с крепко сжатыми губами и застывшим, как античная маска, бесстрастным выражением белого, как бумага, лица. Как только она узнала, что жить ей предстоит на ранчо с бабкой и Райаном, лицо у нее вытянулось: бабушку она считала ужасно старомодной, а Райан, по ее мнению, слишком много времени проводил в хлеву и на конюшне. Короче говоря, жизнь на ферме представлялась ей чем-то вроде существования в первобытном поселке времен неолита, хотя она очень любила и бабушку, и Райана.

Бабка с присущим ей старомодным изяществом отразила все поползновения Эми развесить на стенах дома тарелки новейших принимающих устройств и установить в каждой комнате модемы для компьютера. Бабушка старательно оберегала свой духовный мир от постороннего вмешательства и не имела ни малейшего желания усовершенствовать его с помощью современных новшеств.

Если разобраться, между моими желаниями и желаниями Эми возникла прокладка из желаний и намерений бабушки. В каком-то смысле жизненные устремления старушки сыграли роль буфера, амортизировавшего и стабилизировавшего наши чрезвычайно отличные друг от друга желания.

Стоило только Эми начать борьбу за так называемый технический прогресс, как я сразу же указывала ей на то, что это противоречит жизненному укладу и привычкам бабули. Дочь всякий раз вынуждена была отступать, а я радовалась, делая вид, что все это происходит не по воле какого-то члена семьи, но по воле судьбы или же провидения.

Мы с Эми смотрели на поля. Солнце стояло в небе еще невысоко и лишь начинало золотить увядшую ноябрьскую траву. Черной стеной поля окаймлял лес. Впервые за двенадцать месяцев, что я здесь провела, мне показалось, в этом пейзаже есть и зловещие оттенки.

— Пойду-ка я в дом и надену свитер, — сказала Эми и осторожно высвободилась из моих объятий.

Я последовала за ней в комнаты, по пути повесив ружье на гвоздик в гостиной. Пока убийца не найден, мне хотелось, чтобы мой «ремингтон» оставался при мне. Эми, сверкая розовыми голыми пятками, поднялась к себе в спальню.

Райан все еще болтал по телефону, и мне представилась возможность понаблюдать за ним, пока он говорил.

Мой старший брат, даже с немного припухшим со сна лицом, с полным правом мог считаться интересным мужчиной. Ему было тридцать девять лет, он был высок, обладал правильными чертами лица, роскошной каштановой шевелюрой, красивыми руками и носил очки в тонкой золотой оправе. Работал он ветеринаром и в качестве такового едва сводил концы с концами, поскольку местные фермеры предпочитали выгонять заболевшее животное, нежели его лечить. По этой причине наша конюшня была забита бесхозными, никому не нужными лошадьми. Временами Райан работал в качестве патолога на страховое агентство «Мидленд иншуэренз», что приносило ему дополнительные доходы, но в принципе как бизнесмен он ни к черту не годился. Он был хорошим ветеринаром, но общение с самоуверенными и невежественными фермерами угнетало его, и он частенько бросал все свои дела и скрывался из дому, предоставляя нам с бабушкой отвечать на адресованные ему звонки и объясняться с его клиентами.

Короче говоря, он был человеком рассеянным, задумчивым и мечтательным. Когда я была маленькой, то смотрела на него как на Бога — да и как могло быть иначе? Он был большим, сильным и умным, помогал мне делать уроки и защищал меня от мальчишек — другими словами, был мне вторым отцом. Только в последние годы я стала замечать, что он ленив, безынициативен и предпочитает увиливать от трудных и спорных вопросов, которые порой ставит перед ним жизнь.