Книга Малышка, пойдем со мной… - Мартина Коул

— Одна из девушек куда-то запропастилась. Возможно, ее не будет несколько дней. — Пол помолчал, а потом добавил: — Вот сволочь! Я столько сделал для нее, а она удрала.

Джоани прекрасно знала, что именно он сделал для беглянки: то же самое он сделал и для нее — и вот до чего она докатилась.

— Не обижай ее, когда отыщешь…

Он не удостоил ее ответом. Вместо этого наклонился к ней и шепнул:

— Будь умницей, Джоани.

Она кивнула.

— Да, и сделай мне одолжение. Держи впредь свое мнение о моих методах при себе. Я обязан тебе, Джоани, как и остальным девочкам, но если я вдруг почувствую, что горю желанием узнать ваше мнение, то обращусь в психиатрическую больницу — пусть проверят, в своем ли я уме. Понятно?

Она промолчала. В его голосе чувствовался гнев, а уж ей-то было известно, что он мог перейти от слов к делу.

— Не понял.

Она кивнула еще раз.

Он завращал глазами.

— Приступай к работе, Джоани! Прямо сейчас!

Голос Пола был таким громким, что заглушал шум мотора. Джоани мгновенно выскочила из машины и засеменила в салон. Она была унижена, но самое плохое — это было заметно.

Джинор Коулмен, стоявшая в дверях, печально покачала головой.

— Этот человек — альфонс, — сказала она.

Как всегда насмешливо, Джоани ответила:

— Этот человек и должен быть альфонсом. Он же сутенер, в конце-то концов!

Женщины рассмеялись, и она почувствовала облегчение. Но ей было обидно, что он так разговаривал с ней, учитывая, что она отдала ему лучшие годы.

Она села рядом с девушками. Запах детского крема и сигаретного дыма был неприятен, но все же лучше, чем запах выхлопных газов и пьяная болтовня Моники.

Десять минут спустя ее снял первый клиент.

Рабочий день Джоани начался.

Кира, Бетани и малышка Катриона, которой было не больше семи лет, играли на улице и после захода солнца. Им не хотелось расходиться. Женщины вышли из домов и, сидя на табуретках, перемывали косточки соседкам. Атмосфера была доброжелательной. Кто-то даже принес бутылочку вина.

Джон-Джон наблюдал за сестренкой с балкона, закручивая очередную сигарету с марихуаной. Зазвонил мобильник. Зная, кто это, он не ответил. Вместо этого он крикнул Кире:

— Кончай, Кира, пора домой!

Она услышала его голос и огорчилась:

— О Джон-Джон, еще пять минут, пожалуйста.

Она умоляюще раскрыла глаза, и мать Катрионы, яркая 25-летняя брюнетка, рассмеявшись, крикнула:

— Я присмотрю за ней, Джон-Джон, она может переночевать у меня.

Катриона, когда Кира приходила к ней домой, не уставала жаловаться, что другие дети не хотят с ней играть. Она была слишком мала для большинства девочек, но Кире нравились малыши.

— Да нет, спасибо. Пошевеливайся, Кира!

— Всего пять минут, Джон-Джон!

Вновь зазвонил мобильник, и он крикнул:

— Пять минут, и не больше!

Одна из соседок прошептала:

— Что бы ни говорили о нем, но он хорошо обращается с сестрами.

Другие женщины одобрительно закивали. Кире было приятно, что они проявили доброту по отношению к брату. Обычно при одном лишь упоминании его имени либо удивленно поднимали брови, либо знающе ухмылялись, либо начинали шептаться, либо просто поливать грязью, и, по правде сказать, репутация брата в последние месяцы располагала к этому. Он считался твердым орешком и готов был поддерживать сложившийся имидж.

Спустя пять минут она поблагодарила мать Катрионы за предложение переночевать у них в доме и нехотя распрощалась с подругами. После чего одним махом преодолела четыре лестничных пролета и вошла в квартиру. Сделав бутерброд, она уселась на балконе рядом с братом, нетерпеливо ожидая, когда тот закончит кричать в трубку.

— Хорошо, Кира, теперь ложись в постель.

— Могу я доесть бутерброд?

Он рассмеялся.

— Конечно, можешь. Если ты не будешь приставать ко мне сегодня, я разрешу тебе посмотреть телевизор. Идет?

— Спасибо, Джон-Джон. Ты — лучший в мире брат.

— Приходится быть, чтобы сладить с тобой.

Она была счастлива, когда он болтал с ней. Он хороший, Джон-Джон, что бы о нем ни говорили. Он прекрасно к ней относится.

— А ты расскажешь мне что-нибудь?

— Не зарывайся, Кира!

Но его голос был добрым, и Кира знала, что у нее есть шанс. Джон-Джон умел рассказывать интересные истории. Но тут снова зазвонил мобильник, и она вздохнула. Он ругался и кричал, и она поняла, что рассказа не будет. Она вошла в комнату и надела пижаму.

Лежа в постели, она смотрела передачу «Странный народ — американцы», пока не уснула.

Глава вторая

Джоани, недавно вернувшаяся с работы, готовила себе кофе, когда в кухню вошел Джон-Джон.

— Как дела, мама? Удачная ночь?

Джоани кивнула. Она очень устала, и это было заметно. Под глазами обозначились темные круги, кожа стала серой. Она выглядела так, как и должна выглядеть женщина, в чьей постели (впрочем, постель была не ее) переспало слишком много мужчин за одну ночь, незнакомых мужчин, наслаждавшихся ее телом. Попался даже среди них какой-то неврастеник, сделавший свое дело и попытавшийся улизнуть, не заплатив. Этого ей еще не хватало — она хотела закрепиться в салоне. Деньги плыли неплохие, да и безопаснее, чем на панели…

Но она не спешила выкладывать все это Джон-Джону, потому что знала: у сына на уме совсем другое, но все же ей хотелось с кем-то поделиться. Она обслужила всех как надо и понимала это. Но она опасалась, что ее могут больше не пустить в салон, потому что, как ей было известно, Патси, верховодившая всеми остальными, недолюбливает ее. Причина в том, что Джоани общалась с Полом дольше других, а бедняжке Патси взбрело в голову, что именно она должна быть мисс Мартин номер два. Он ее просто дурачит, хотя Патси не хотела этому верить. Но Джоани плевать хотела на гнев соперницы. По правде говоря, Пол был уже женат. Его жена, толстая и набожная Сильвия, была воплощением респектабельности. И к тому же она была глупой — идеальное качество для его низкопробного бизнеса. Пол содержал жену и двоих дочерей в неплохих условиях и, как ребенок, радовался тому, что может провести черту между разными сторонами своей жизни. Если бы женушка узнала, чем он занимается на самом деле, это бы убило ее, полагал он. Правда, раз или два за все эти годы Джоани видела ее в том районе, где он вел свой бизнес. Она никому не говорила об этом, и уж, разумеется, самому Полу. Она знала, когда нужно помалкивать — это было одной из гарантий успешной работы.