Книга Американский пирог - Майкл Ли Уэст

— Да разве я могу солгать? — Я улыбнулась, а затем уселась в «фольксваген» и зажала коктейль между ног. Моя машина до смешного нелепа — маленькая и круглая, словно желтый стручковый перец, с виниловой, под мягкую кожу, обивкой сидений. Стоит завести мотор, и она начинает тарахтеть, как телега с металлоломом. Я включила первую скорость, подъехала к краю парковки и глянула в зеркало заднего вида. Джесси все еще смотрел мне вслед, а облачко белого пара клубилось вокруг него во мраке. «Вот он, твой юноша», — подумала я, закусив губу. Страсть с большой буквы «С». Я почувствовала, что делаю ошибку, что надо остановить машину и пригласить его внутрь. Мы займемся любовью на заднем сиденье, извиваясь, как два аккордеона, или помчимся в мотель. Черт побери, быть может, мы даже подождем с любовью и просто посидим в машине, обдаваемые жаром обогревателя. При мысли о том, что встретила парня, готового со мной говорить, а не только трахаться, я невольно нажала на тормоз. Но когда поглядела в боковое зеркало, Джесси уже шагал обратно к клубу. Он вошел, и дверь за ним захлопнулась.

«Увы, — подумала я. — Que sera sera». Таков мой девиз: чему быть, того не миновать. В любом случае, я обещала встретиться с Джерри Кирби и заплатить ему за пакетик анаши, который взяла месяц назад. Я ведь начисто забыла про Джерри, а этот тип мог запросто прикатить ко мне домой, начать барабанить в дверь и разбудить Минерву с Элинор. Если поспешить, я, может быть, еще застану его в кафе.

Я вывела машину на темное шоссе и помчалась вперед. Мои фары высвечивали на асфальте два бледных круга. Эта дорога выглядит более знакомой при свете дня, когда вокруг видны оградительные щиты, колючая проволока и аккуратные стога сена. Сейчас же пастбища казались зловещими. Еще бы: как знать, кто там прячется! Да хоть летающие тарелки с армией одетых в фольгу зеленых человечков, прилетевших, чтоб потравить наш скот. При моем-то везении я бы ничуть не удивилась.

Думать о пришельцах было неприятно. Я включила радио. На канале ретро передавали «Душу в поднебесье». Если бы не аранжировка в стиле шестидесятых, я бы ударилась в панику. А так стала подпевать, постукивая ногтем по рулю. Вообще-то я не из пугливых — все называют меня бой-бабой, — но тут что-то перетрусила. Шоссе казалось пустынным, а до города было еще ехать и ехать. И чего не позвала с собой зеленоглазого ковбоя? Я вспомнила его поцелуй, и по спине побежали мурашки. Да, позвать-то его стоило, вот только пригласить мне его некуда.

Я живу в отчем доме вместе с бабулей и сестрой Элинор, перезрелой старой девой. Моя вторая сестра, Фредди, сбежала в Калифорнию уже восемь лет назад. И ее можно понять! Она первой из Мак-Брумов получила образование — степень бакалавра по химии, плюс два года медицинского института, плюс две степени магистра по океанологии. Она присылала нам фотографии огромного залива и дома из красного дерева, где она живет со своим гениальным мужем. Его полное имя — доктор Сэм Эспай. При этом он не из тех докторов, что имеют право выписать валиум, — это я выяснила очень быстро. Он — ДН. Возможно, это расшифровывается как Дивный-и-Начитанный.

Элинор, как и я, окончила только среднюю школу. Она старше меня на восемь лет, но кажется сверстницей Минервы из-за любви к клубу пенсионеров и прочим стариковским развлечениям. Вечно устраивает у нас дома вечеринки для своих старушенций, когда же я решаю развлечься и приглашаю парней, Элинор жутко расстраивается. (Боится, что они нас обворуют.) Этот юнец из «Старлайта», Джесси, напугал бы ее до смерти, несмотря на то что он явно не бедствует. Ведь сапоги у него из натуральной змеиной кожи, со вставками телячьей, а такие стоят по двести долларов за пару в магазине «Вестерн аутлет», на Большом шоссе, дом двести тридцать один.

Я размышляла о его сапогах и неслась по дороге, зажав «Текиловый рассвет» между ног. Когда машина наскочила на кочку, коктейль пролился мне на джинсы. Прохладные ручейки вмиг добежали до промежности. «Вот ведь черт», — подумала я. Если пятно не высохнет до дома, Элинор объявит, что оно не от выпивки. Хотя ей-то откуда знать про другие варианты — ха! «Не подходи ко мне! — завопит она, тряся руками. — Почем я знаю, что ты подцепила! И даже не ври, что заразилась, сев на общественный стульчак! И что ты все пьянствуешь?! Могла б уже наконец остепениться!»

Черт побери, как будто я не пыталась! Я всегда хотела выйти замуж и нарожать детей. Уютный кирпичный домик с флюгером в виде херувима да небольшой садик с грядками лука и кервеля. А иногда я представляю себе небольшое поместье с чугунными воротами и зелеными теннисными кортами — поверьте, я бы вмиг привыкла к этой роскоши. Сама по себе я не бог весть кто, но при богатом муже тут же приосанилась бы. Стала бы как звезда всей Таллулы Марта Стюарт. Из любви к кулинарии я читаю ее журнал, издеваясь над диковинными изысками. Естественно, будь у меня богатый муж, я бы фаршировала рождественскую индейку высушенными на солнце томатами, трюфелями и свежим розмарином, а может быть, даже кукурузным хлебом и труднопроизносимой просциутто. Приятно представить, как я заказываю это у мясника. С такой-то кучей денег я могла бы устраивать новогодние вечеринки с шампанским и четырьмя видами икры. На Хэллоуин я бы выставляла тыквы, вырезанные в виде старушечьих физиономий и лиц инопланетян. И ни одно Рождество не обходилось бы без елок, как те, что в отеле «Оприленд», а также без иллюминации из крошечных белых фонариков. Ей-богу, все было бы так стильно, что Марта просто свихнулась бы от зависти.

Но пока что из меня вышла лишь обычная шалава. Мои «биологические часы» тикают пока не так зловеще, как у той же Элинор, но тем не менее заарканивать ковбоев становится все труднее. Шансы обзавестись не то что приличным мужем, но даже ребенком стремительно уменьшаются. Все мужчины в моей жизни либо умирают, либо бросают меня в этой чертовой кондитерской, бок о бок с Элинор. И ведь это даже не кондитерская в полном смысле слова — выведенная огромными красными буквами вывеска гласит: «Булочки Фреда». Так назвал ее мой папаша, Фред Мак-Брум, но, когда я была еще совсем малявкой, он умер — и этим перевернул нашу жизнь вверх дном. Я его совершенно не помню, но Минерва утверждает, что в старые добрые времена кафе «Булочки Фреда» было излюбленным заведением дельцов и адвокатов. Теперь же оно превратилось в занюханную забегаловку, куда разнорабочие и торговцы автозапчастями приходят по утрам за чашкой кофе и булкой с повидлом. У нас нет даже капуччино! Я как-то предлагала ввести ряд инноваций, вроде доски с написанным мелом меню и живых маргариток на столах. Или лихо разрисованной вывески с новым названием: «Американские пирожные: кондитерская и кафе». Я убеждала Элинор, что это привлечет студентов и преподавателей из местного колледжа, не говоря уже о новичках, недавно переехавших в наш город.

— Если это такая замечательная идея, — ответила она, — почему никто другой ее не опробовал?

— Опробовали, — не унималась я, — но в других городах. Мы будем первым заведением в Таллуле, где подают фокаччу.

— Что за неприличное слово… ох уж эти итальяшки!

— Это сорт лепешек, — разозлилась я. — Мы подадим его со свежим базиликом и морской солью. А горгонцолу приготовим в медовом соусе.