Книга Канон, звучащий вечно. Книга 3. Любовь на Итурупе - Масахико Симада

– Наверное, водку всю распродали, да?

– Так что же мы пьем? – спросил я. Оказалось, разбавленный, подслащенный девяностошестиградусный голландский спирт.

– За здоровье! – поморгав глазами, сказал тост Борис с тиком.

Всех забавляла комичность ситуации: пить за здоровье пойло, которое сводит в гроб. Я спросил:

– Вам так хочется сократить среднюю продолжительность жизни россиян?

Юра хрипло рассмеялся и ответил:

– Ты ведь тоже пьешь. Говорят, японцы живут дольше всех в мире, а русскому мужику умереть в шестьдесят – самое оно. Быть долгожителем в России тяжело. А на том острове, куда ты плывешь, еще тяжелее. Если бы японцы стали жить на Итурупе, продолжительность их жизни здорово уменьшилась бы. Я не со зла это говорю. И не пытайтесь поселиться на этом острове.

Вряд ли он собирался заводить разговор о территориальной принадлежности островов, но, похоже, как русский патриот, хотел, пусть в шутку, предупредить меня.

– Неужели там так трудно жить? Есть же японцы, которые жили на Итурупе.

Услышав мои слова, молчаливый Саша, который все время сидел потупившись, вдруг поднял на меня лаза и спросил:

– Сколько тебе лет?

Я сказал:

– Скоро пятьдесят.

Саша пробормотал с понимающим видом:

– Значит, ты тоже хочешь умереть побыстрее.

Вот и Нина из Корсакова спрашивала, зачем я еду а остров – не с собой ли покончить? Неужели у меня на лице написано, что скоро умру?

– Нет, и в мыслях такого нет. Я обычно пью напитки получше.

Переводя мои слова на русский, Оля засмеялась. Немного с запозданием рассмеялись и Саша, и большегрудая Нина. А Борис с тиком сказал сердито:

– Угостил бы меня такими напитками.

5

Теплоход бросил якорь в открытом море. Я посмотрел на остров с палубы и невольно вздохнул. Я рассчитывал увидеть яркие огни Курильска – единственного на острове города, но меня встречали жалкие огоньки, напоминавшие тусклые лампочки в туалете горных хибарок Я не знал, что и сказать, – такая тоска меня охватила. Лучше бы эти оранжевые точки были светлячками. Тогда по крайней мере не думалось, какая убогая здесь жизнь. А я-то своей пьяной головой воображал оживление и веселье и огромное светящееся табло «Добро пожаловать на Итуруп!». Смешно.

Тоскливо. Слишком тоскливо. И холодно к тому же. Неужели сейчас сентябрь? Не видел я раньше таких сентябрей. Говорят, в Охотское море зима приходит на три месяца раньше, но с другой стороны остров омывается Тихим океаном, и рожденные в тропиках тайфуны и атмосферные фронты должны приносить сюда лето. Я связывал свои надежды с тихоокеанским берегом, обращенным к Японии.

В ожидании лодки пассажиры теплохода вышли с вещами на палубу. Студенты рыбного института – любители сокращавшей жизнь воды, и человек пятнадцать, от силы, местных жителей. Для пожилых супругов с внуком Итуруп, видимо, тоже был конечным пунктом. Бабушка держала сонного мальчугана за руку, он еле стоял на холодном ветру. Она подбадривала внука, но бабушкины слова пролетали мимо его ушей. Прикорнуть бы где-нибудь и поскорее окунуться в сны, – всем своим видом говорил он.

Послышался скрип цепи, и с борта судна опустили ржавую лестницу. К нему тут же пристала качающаяся на волнах лодка, и человек семь сидевших в ней пассажиров стали подниматься по шаткой лестнице. За ними выстроилась группа из двадцати мужчин, так ретиво рвущихся в бой, словно у них внутри работали турбины реактивных двигателей. Когда последний пассажир поднялся на борт, они с дикой скоростью, расталкивая друг друга, бросились вверх по лестнице, словно брали теплоход на абордаж Я заподозрил неладное, когда команда «пиратов» волной хлынула на теплоход, не обращая никакого внимания на покидавших его пассажиров. Проводив взглядом загадочную группу, мы начали спускаться. Один из матросов встал на середине лестницы, передавая вещи. Пассажиры осторожно спускались вслед за своим багажом. Дойдя до последней ступеньки, они прыгали в качающуюся лодку. Для стариков и детей – эксперимент на выживание. Стоит погоде немного испортиться – и суши не видать. Теперь понятно, почему теплоход никогда не ходит по расписанию.

Прошло полчаса, пока все, кто ехал на Итуруп, не пересели в лодку, в которой уже находился один важный пассажир – подержанный японский автомобиль. Сбоку на его двери сохранилась надпись, без утайки рассказывавшая о его прошлой жизни: «Кокусай копу».[4]Вот уж действительно такси, пересекающее границы государств.

Старые суда, похожие на груды ржавого железа, контейнеры в пятнах, будто в ожогах, гнилые покосившиеся домишки, брошенные железяки и деревяшки, наполовину утонувшие в грязи. Пейзаж, выхваченный из тьмы лучом лодочного фонаря. Когда лодка приблизилась к пирсу, я заметил там неясное копошение под оранжевыми фонарями. Глаза привыкли к мраку, и, присмотревшись, я увидел возбужденных, расталкивающих друг друга людей. Студенты рыбного института со смехом наблюдали за перепалкой портового служащего в форме и жителя острова в больших сапогах.

Я спросил, что случилось, и Оля-переводчица сказала:

– Да ничего особенного. Просто всем хочется выпить водки в баре теплохода, как тем парням, что уже поднялись на борт. Боятся, что не успеют.

Если вода, приближающая смерть, вызывает такой ажиотаж у молодежи, остров этот раем вряд ли назовешь. Неужели здесь не продают нормальную выпивку? Разве нет других развлечений, кроме как подняться на изредка заходящий в порт теплоход? Возбужденный вид молодежи был красноречивым ответом на мои вопросы.

Пассажиры сошли с лодки очень быстро, и жаждущая водки толпа бросилась на борт, оттеснив меня. Глаза тех, кто, отпихивая друг друга, рвался на теплоход, разительно отличались от глаз тех, кто сходил на берег. У приехавших во взгляде была тоска, у стремившихся на теплоход – надежда. Видавшая виды лодка будто отделяла светлую сторону жизни от темной.

Проводив провинциалов чуть презрительным взглядом, я обернулся на теплоход, стоявший в открытом море. И от удивления не поверил своим глазам. Теплоход «Любовь Орлова» отражался в темных морских водах, шикарный, как дама в вечернем платье с блестками. Ярко сверкающий огнями ночной замок, внезапно появившийся в тоскливом северном море. Не мираж, не картина, садись в лодку – и ты там. По сравнению с портом, который я увидел с борта, в сверкающем теплоходе были мечта, блеск, соблазн. Он притягивал и манил, заставлял забыть о тоске, которой веяло от огней города. Очарованные юнцы слетались на его свет, как мотыльки. Им нужна была не только водка, но и другой мир, воплотившийся для них в этом теплоходе. Те, кто там побывал, знали: и в баре, и в ресторане, и в женщинах, которые там работали, нет ничего особенного. И все равно этот манящий свет не давал им усидеть на берегу.

– Встретимся в баре на острове, – попрощались со мной студенты рыбного института, отправившись с пирса по своим адресам.