Книга Крайняя мера - Марина Серова

Я быстро собралась, захватив с собой на всякий случай кое-что из своего снаряжения — электрошокер, маленький пистолет, умещавшийся на ладони, очки с вмонтированным в стекла прибором ночного видения и надела специальные туфли со спрятанными в носках мини-шприцами, которые были заполнены нервно-паралитической смесью.

Опыт подсказывал мне, что предстоит сложная и странная борьба. Пока что я не понимала всей ситуации и могла сделать только два предварительных вывода: преступник не является профессионалом и в то же время злоумышленник — очень целеустремленный человек.

Я полагаю, что если кто-то хочет кого-то убить, то этот «кто-то» осуществит свой замысел. Самостоятельно, если имеет место соответствующая подготовка, либо наняв профессионального убийцу.

И по всему выходило, что этот «кто-то» решил действовать сам. Дважды он пытался убить Корнелюка, и дважды у него это не получилось.

Мне очень не нравился этот пункт в моих размышлениях. Не в том смысле, разумеется, что Корнелюк был жив. Мне не нравилось, что убийца — дилетант. Если имеешь дело с профессионалом, то всегда знаешь, чего от него можно ожидать. Дилетанты же действуют непредсказуемо и способны на такие изощренности, которые и не снились потомственным киллерам.

Конечно, могло быть и так, что неизвестный вовсе не собирался убивать Диму. Не исключено, что Корнелюка решили просто припугнуть. Правда, второй случай не укладывался в эту схему, но я все равно не могла сбрасывать со счетов и такую версию.

Убийца, как я заключила, был человеком целеустремленным. Он знал маршрут Дмитрия от дома до консерватории и выбрал очень удобное место для того, чтобы привести в исполнение свой план.

Когда злоумышленника постигла неудача, он решился на вторую попытку. Но как он мог вычислить маршрут Дмитрия на этот раз?

Либо он постоянно следил за ним, либо владел информацией, что Корнелюк будет находиться в это время на набережной. Но Дима оказался там, потому что не застал дома свою подружку. Следовательно…

Впрочем, выводы делать еще рано. С подругой мне еще предстоит встретиться, и я попробую выведать, знал ли кто-нибудь о том, что к ней должен зайти Корнелюк. Не исключено, что таким образом можно будет вычислить неизвестного и вывести его на чистую воду.

Но мотивы, мотивы?! Не может человек планировать убийство другого человека просто так, только потому, что тот ему не нравится!

Однако Корнелюк терялся в догадках — вернее, никаких догадок у него попросту не было. И я склонна была верить в то, что Дима ни о чем не умалчивает. Разумеется, причины были, но Дима их просто не видел. И нужен был свежий внимательный взгляд со стороны, чтобы обнаружить эти причины. Например, мой взгляд.

Мы отправились домой к Корнелюку. К тому времени митинг уже сходил на нет, акция протеста заканчивалась, и нам пришлось ехать по улицам, по которым возвращались после мероприятия демонстранты.

— Давненько я не видела столько красных флагов, — проговорила я, глядя на полотнища и транспаранты.

— А вам сколько лет? — спросил Дима и тут же ойкнул. — Наверное, я задал неприличный вопрос, простите меня, пожалуйста.

— Своеобразные понятия о неприличии, — улыбнулась я. — Отчего же? Я с удовольствием отвечу — мне двадцать восемь лет.

— А я восьмидесятого года, — известил меня Дима. — Так что считайте, что я вырос уже при демократии. Если, конечно, такое слово подходит к этому строю. Впрочем, я в политике ничего не понимаю. Знаете, я как-то по-другому устроен.

— Ну и прекрасно, — успокоила я его. — Наверняка наши политики ничего не понимают в музыке. Каждому — свое, не так ли?

— Пожалуй, — согласился Дима. — Да я-то, в общем, не комплексую.

— Вот и славно. Тем паче что наши политики наверняка тоже не переживают относительно своей музыкальной безграмотности, — заметила я с улыбкой. — Ага, мы, кажется, приехали?

Мы остановились возле небольшого одноэтажного дома, выстроенного без шика, но со вкусом. Дима открыл ключом железную калитку, и мы вошли во двор. Проведя меня под руку по дорожке из желтого кирпича — после утреннего дождя камни были скользкими, — Дима поднялся на крыльцо, пропустив меня вперед.

В прихожей в нос ударил запах лекарств. Вытирая руки передником, на шум вышла пожилая женщина с морщинистым лицом. Увидев меня, она удивленно подняла брови и вопросительно посмотрела на Диму.

— Это Евгения Максимовна, — поспешил тот представить меня. — А перед вами наш добрый ангел, Ангелина Павловна, она ухаживает за папой.

Сиделка подала мне руку, которая была еще слегка влажной. Ее глаза смотрели на меня внимательно и настороженно. Ангелина Павловна сразу же спросила:

— Вы учитесь вместе с Димой? Что-то я вас раньше не видела.

— Евгения Максимовна будет выполнять одно мое конфиденциальное поручение, — ответил за меня Корнелюк, напустив на себя строгий и торжественный вид. — К музыке она не имеет никакого отношения. И вот еще что… Некоторое время Евгения Максимовна поживет у нас. Я думаю, поместим ее в бывшей детской.

Ангелина Павловна вытаращила глаза и слегка приоткрыла рот. Бог знает, что она подумала обо мне, но поведение Димы ее весьма удивило.

— Вам виднее, Дмитрий Владимирович, — произнесла она, пожав плечами. — Поступайте как знаете, в конце концов это не мое дело.

Корнелюк даже не понял, какое впечатление произвела его неуклюжая фраза на сиделку.

— Сейчас мы пройдем к папе, если не возражаете, — предложил он мне, — а потом я покажу вашу комнату. Раздевайтесь, пожалуйста.

— Владимир Георгиевич очень плох, — поджав губы, произнесла сиделка. — Вряд ли ему сейчас будет интересно общаться с вашей знакомой.

— Так надо, — настаивал Дима. — И вообще, Ангелина Павловна, я вас не понимаю…

— А я не понимаю вас, Дмитрий Владимирович. Могли бы немного и обождать, — заявила сиделка и удалилась, гордо подняв голову.

— Что она имела в виду? — растерянно спросил Дима, глядя ей вслед.

— Ну, что-то вроде того, что не следует приводить домой женщину и развлекаться с ней при живом хозяине, — пояснила я.

Корнелюк был потрясен:

— Как же так! Это недоразумение! Я немедленно должен с ней объясниться, — порывался он внести ясность в двусмысленную ситуацию.

— Бесполезно, — охладила я его пыл. — Сейчас вы ничего не сможете объяснить, только еще больше все запутаете. Давайте пройдем к вашему отцу.

Дима махнул рукой и показал мне на дверь, ведущую в комнату хозяина дома.

Раздвинув широкие тяжелые портьеры, Дима освободил мне путь. Я вошла, стараясь не шуметь. Широченная двуспальная кровать занимала собой едва ли не полкомнаты, на ней лежал Владимир Георгиевич Корнелюк. Несмотря на изнуряющий недуг, приковавший его к кровати, можно было представить, каким сильным и мощным был некогда этот человек.