Книга В незнакомых садах - Петер Штамм
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мы идем на автошоу, — сказала Мануэла. — У контейнеров.
— Она в шоумена влюбилась, — съязвила Дениз.
— Чушь, — отозвалась Мануэла. — Может быть, во время шоу влюблюсь.
Когда дождь прекратился, жара не спала, а наоборот, стало еще душнее. Влажные контейнеры блестели под косыми лучами солнца. Дениз пошла на представление вместе с Мануэлой. Ей было любопытно взглянуть на этого Генри. Но его там не оказалось.
— Он уже забыл о тебе, — сказала Дениз.
— Не может быть, — ответила Мануэла.
Незадолго до начала шоу девушки подошли к толстой кассирше и купили два билета.
А в конце представления выехал пикап с огромными колесами и принялся доламывать машины, которые выкатили на площадку двое артистов. Толстая кассирша объявила, что это и есть гвоздь программы.
— Который же из них Генри? — допытывалась Дениз, но Мануэла только качала головой.
— И что нам теперь делать? — спросила Дениз.
Наконец пикап остановился на расплющенной машине. Водитель вылез из кабины, спустился по ступенькам и спрыгнул на площадку. Публика встретила его аплодисментами.
— Если было начало, должен быть и конец, — сказала женщина у микрофона и выключила музыку. Зрители потянулись к выходу. Несколько человек толпилось у искореженных машин, похожих на трупы животных. Дети дергали смятые двери и пинали шины. Какой-то мужчина пытался отодрать эмблему «альфы». «Через сорок человек никто так и не перепрыгнул, — твердил он, — никто».
Артисты стояли в сторонке и о чем-то тихо переговаривались. Мануэле показалось, что они чем-то разочарованы. И немного печальны. Зрителей оставалось все меньше и меньше. С улицы раздался рев моторов, завизжали колеса какой-то машины. Мануэла и Дениз сидели на трибуне одни. Они смотрели, как молодые люди убирались после представления. Артистам помогали несколько деревенских парней.
— Ну что, пойдем? — спросила Дениз.
— Того, с огненной стеной, тут не было, — сказала Мануэла.
— Наплел он тебе всякой мути, — ответила подруга.
— Нет, все было взаправду, по-настоящему.
Артисты начали разбирать трибуну, и девушки поднялись.
— Может, он еще придет, — сказала Мануэла.
— Ну ты сходи узнай, — предложила подруга, но Мануэла не захотела.
— Поедем в «Домино»? — спросила Дениз, когда они снимали замки с велосипедов.
— Да все равно, — ответила Мануэла. — Ведь и не было ничего. Так или иначе, ничего бы не получилось.
Стояло лето, и солнце проникало сквозь щели в закрытых ставнях, оставляя светлые пятна на стенах комнаты, расположенной со стороны улицы; узкие полоски медленно скользили вниз, становились широкими на полу, блуждали по паркету и коврам, то тут, то там наталкиваясь на препятствия — мебель или брошенную игрушку, пока вечером не поднимались по противоположным стенам и, наконец, не угасали. Кухня, где ставни никогда не закрывались, с раннего утра была залита ярким светом, и тому, кто заглянул бы сюда, могло показаться, что живущие в доме люди лишь ненадолго вышли в сад и скоро вернутся. С крана свешивалась тряпка, на плите стояла сковорода — будто ими только что пользовались, а в стакане, до половины наполненном водой с крошечными воздушными пузырьками, преломлялись солнечные лучи.
Кухонное окно выходило в сад, на пионы и кусты смородины, старую сливу и высокий ревень. В девять часов или чуть позже, еще до того как становилось жарко, было видно, как по усыпанной гравием дорожке приходила соседка, как она тихонько поливала бегонии и зелень, росшую в горшочках на крыльце. Позже, когда она исчезала за домом, наполняя там большие лейки, поливала помидоры, кусты малины и черники, из дома не доносилось ни звука, кроме непривычно громкого шума в водопроводе.
Хорошо бы ей все-таки собрать ягоды, говорила Рут, потому что, когда Рут вернется, они уже сойдут. Но соседка ягод не рвала. Каждое утро она поливала сад, а в самые жаркие дни приходила еще и вечером, сбрызгивала землю в горшочках и помидоры, листья которых увядали от жары. Закончив работу, она не перешагивала через низкую изгородь, хотя так было короче, а покидала сад через калитку, снова оказываясь на улице.
У соседки был ключ от дома, но заходить туда она не любила. Соседка открывала дверь и складывала почту на стоявший в прихожей комод, распределяя ее по двум стопкам: в одной — газеты, в другой — все остальное. Сквозь молочное стекло внутренней двери она видела царивший в комнатах сумрак и, быть может, мерцание света, пробивавшегося сквозь ставни. Она долго колебалась, прежде чем открыть эту вторую дверь и войти на кухню, куда Рут снесла все цветочные горшки. Там, на столе, стояло десятка два маленьких и больших горшков: плющ, азалии, белокрыльник, крохотный фикус. Соседка набирала воду в медную лейку и поливала растения. Двери, входную и внутреннюю, она оставляла открытыми. Каждый раз ей на глаза попадался стоявший у раковины полупустой стакан. Она хотела вылить воду, но не решалась, не зная, зачем та налита.
Один раз, один-единственный раз, соседка вошла в гостиную и обвела ее взглядом. На буфете стояли рамочки с фотографиями детей и несколько поздравительных открыток. Взяв одну, соседка прочла: «Дорогая Рут, в день твоего сорокалетия мы искренне желаем тебе всего самого доброго и надеемся, что этот год будет для тебя таким, как ты пожелаешь. Твои Марианна и Беат». Оба имени были подписаны одной рукой. Рисунок на открытке изображал мышь, державшую в огромных лапах букет цветов.
Год для Рут выдался неудачным.
— И что только творится с этой семьей! — часто говорила соседка мужу. — Всякое можно подумать.
— Глупости, — отвечал тот, не поднимая глаз.
Но казалось, так оно и было: Рут и ее семья притягивали несчастье. Отец Рут держал небольшой канцелярский магазин на главной улице. И девочка росла вместе с тремя младшими братьями в квартире над магазином. Вскоре после рождения последнего сына мать тяжело заболела. Несколько лет люди видели, как она гуляет по улицам, опираясь на костыли, а потом мать уже не выходила из комнаты, медленно угасая в четырех стенах.
Магазин одновременно служил для деревни и книжной лавкой. Выбор был невелик: одна полка, на которой умещались несколько детских книжек, романы, кулинарные справочники и путеводители по большим городам, по Италии и Франции.
— Если что понадобится, я все могу заказать, — говорил отец Рут, так как книги его особо не занимали.
Но и заказывать приходилось нечасто — большинство жителей деревни довольствовались тем, что было, или покупали книги в городе. Магазин, обшитый темным деревом, почти всегда пустовал. Даже сам владелец не любил в нем надолго задерживаться. Тот, кто заглядывал внутрь, был вынужден дожидаться, пока отец не выйдет из расположенного за прилавком закутка. А стоило покупателю замешкаться, как он снова исчезал, и приходилось звать его, чтобы расплатиться.