Книга Федерико Гарсиа Лорка. Стихотворения. Проза. Театр - Федерико Гарсиа Лорка

Пришли вы, быть может, в надежде

красавицу ящерку встретить,

зеленую, словно колос

в мае,

гибкую, словно былинка

над тихой заводью сонной?

Она вас отвергла, я знаю,

и покинула ваше поле…

О, где ты, счастливая младость,

любовь в камышах душистых?!

Но к черту! Не унывайте!

Вы мне симпатичны, право.

Девиз: «Я противопоставляю

себя змее», – недаром

начертан на вашем солидном

епископском подбородке.

Уже растворилось солнце

в тумане между холмами,

по дороге, пыль подымая,

двинулось стадо.

Пора на покой, дружище,

сойдите с тесной тропинки,

ступайте домой, и хватит

думать!

Успеете налюбоваться

на звезды и на небо,

когда не спеша вас будут

есть черви…

Вернитесь в свой дом скорее

под поселком сверчков болтливых!

Спокойной вам ночи, друг мой,

дон Ящер!

Поле уже безлюдно,

холмы погрузились в сумрак,

и дорога пустынна;

лишь время от времени тихо

кукует кукушка где-то

в тополях темных.

Колосья

Перевод О. Савича

Пшеница отдалась на милость смерти,

уже серпы колосья режут.

Склоняет тополь голову в беседе

с душою ветра, легкой, свежей.

Пшеница хочет одного: молчанья.

На солнце отвердев, она вздыхает

по той стихийной широте, в которой

мечты разбуженные обитают.

А день,

от света и звучанья спелый,

на голубые горы отступает.

Какой таинственною мыслью

колосья заняты до боли?

И что за ритм мечтательной печали

волнует поле?..

На старых птиц похожие колосья

взлететь не могут.

В их головках стройных

из золота литого мозг,

черты лица спокойны.

Все думают о том же,

размышляя

над тайною, глубокой и тяжелой.

Живое золото берут из почвы,

и жар лучей, как солнечные пчелы,

сосут и одеваются лучами,

чтоб стать душой муки́ веселой.

Вы наполняете меня, колосья,

веселою печалью!

Придя из дальней глубины веков,

вы в Библии звучали;

согласным хором лир звените вы,

когда вас тишиной коснутся дали.

Растете вы, чтоб накормить людей.

А ирисы и маргаритки в поле

рождаются всему наперекор.

Вы – золотые мумии в неволе.

Лесной цветок рождается для сна,

для жизни умереть – вот ваша доля.

Если б мог по луне гадать я

Перевод Я. Серпина

Я твое повторяю имя

по ночам во тьме молчаливой,

когда собираются звезды

к лунному водопою

и смутные листья дремлют,

свесившись над тропою.

И кажусь я себе в эту пору

пустотою из звуков и боли,

обезумевшими часами,

что о прошлом поют поневоле.

Я твое повторяю имя

этой ночью во тьме молчаливой,

и звучит оно так отдаленно,

как еще никогда не звучало.

Это имя дальше, чем звезды,

и печальней, чем дождь усталый.

Полюблю ли тебя я снова,

как любить я умел когда-то?

Разве сердце мое виновато?

И какою любовь моя станет,

когда белый туман растает?

Будет тихой и светлой?

Не знаю.

Если б мог по луне гадать я,

как ромашку, ее обрывая!

Дождь

Перевод В. Парнаха

Есть в дожде откровенье – потаенная нежность,

и старинная сладость примиренной дремоты,

пробуждается с ним безыскусная песня,

и трепещет душа усыпленной природы.

Это землю лобзают поцелуем лазурным,

первобытное снова оживает поверье.

Сочетаются Небо и Земля, как впервые,

и великая кротость разлита в предвечерье.

Дождь – заря для плодов.

Он приносит цветы нам,

овевая священным дуновением моря,

вызывает внезапно бытие на погостах,

а в душе – сожаленье о немыслимых зорях,

роковое томленье по загубленной жизни,

неотступную думу: «Все напрасно, все поздно!»

Или призрак тревожный невозможного утра

и страдание плоти, где таится угроза.

В этом сером звучанье пробуждается нежность,

небо нашего сердца просияет глубоко,

но надежды невольно обращаются в скорби,

созерцая погибель этих капель на стеклах.

Эти капли – глаза бесконечности – смотрят

в бесконечность родную, в материнское око.

И за каплею капля на стекле замутненном,

трепеща, остается, как алмазная рана.

Но, поэты воды, эти капли провидят

то, что толпы потоков не узнают в туманах.

О мой дождь молчаливый, без ветров,

без ненастья,

дождь спокойный и кроткий, колокольчик убогий,

дождь хороший и мирный, только ты – настоящий,

ты с любовью и скорбью окропляешь дороги!

О мой дождь францисканский, ты хранишь

в своих каплях

души светлых ручьев, незаметные росы.

Нисходя на равнины, ты медлительным звоном

открываешь в груди сокровенные розы.

Тишине ты лепечешь первобытную песню

и листве повторяешь золотое преданье,

а пустынное сердце постигает их горько

в безысходной и черной пентаграмме страданья.

В сердце те же печали, что в дожде просветленном,

примиренная скорбь о несбыточном часе.

Для меня в небесах возникает созвездье,

но мешает мне сердце созерцать это счастье.

О мой дождь молчаливый,

ты – любимец растений,

ты на клавишах звучных – утешение в боли,

и душе человека ты даришь тот же отзвук,

ту же мглу, что душе усыпленного поля!

Есть души, где скрыты…

Перевод М. Кудинова

Есть души, где скрыты