Книга Анатомия страха - Хосе Антонио Марина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Люди тоже способны реагировать на незнакомые раздражители. Испуг вызывают, например, резкие звуки, вспышки, необычные тактильные воздействия. Потеря ориентации, ощущение, что ты заблудился, также порождает инстинктивный дискомфорт. Дональд Гебб, например, обнаружил, что темнота одинаково пугает и шимпанзе, и маленьких детей. Все это врожденные страхи. Мы появляемся на свет с багажом пристрастий и антипатий, опасений и интересов. Много лет назад Дарвин, а за ним Г. Стэнли Холл предположили, что существует эволюционная предрасположенность к некоторым страхам. Практически доказано, что перцептивные системы каждого вида особым образом настроены на определенные раздражители. Иногда нас вдруг что-то начинает беспокоить. Есть такая русская пословица: „У страха глаза велики“. Что бы там ни говорили бихевиористы[15], но врожденная биологическая склонность перенимать те или иные реакции существует. Выращенные в неволе молодые макаки-резус не боялись змей, но, едва увидев испуг диких сородичей, впадали в панику. Столь стремительное обучение может свидетельствовать только о наличии особой восприимчивости к некоторым навыкам. То, как ребенок учится говорить, служит еще одним блестящим и неоспоримым примером подобной подготовки к постижению жизни.
Не все страхи, характерные для данного вида, проявляются сразу. Они возникают, исчезают и меняются, по мере того как индивид растет и развивается. Можно заранее предсказать, как будут формироваться, усиливаться и ослабевать наиболее распространенные страхи. Так, дети в возрасте от восьми до двадцати двух месяцев обычно с опаской относятся к чужим взрослым людям и не любят оставаться одни. Страх перед незнакомыми ровесниками проявляется несколько позже; потом малыши начинают бояться темноты и животных. Причем у представителей различных культур наблюдается сходная картина. Детский страх перед посторонними изучали в Соединенных Штатах, Гватемале, Замбии, у племен, обитающих в районе Калахари, у индейцев хопи и ганда — результаты везде были одинаковы. У младенцев любой национальности реакция страха появляется примерно в возрасте восьми месяцев: малыш хмурится и перестает улыбаться в присутствии чужого человека. Обычно это проходит к двум годам — возможно, потому что ребенок обучается манипулировать поведением незнакомых людей и быстрее к ним привыкает. Однако боязнь может и сохраниться, превратившись со временем в устойчивую робость. Разлука с родителями также вызывает беспокойство у всех детей, независимо от национальной принадлежности.
Эта неизменная последовательность, вероятно, обусловлена развитием индивида и связана как с генетическими факторами, так и с воздействием окружающей среды. В процессе эволюции совместное существование стало необходимым для выживания вида, поэтому вполне естественно, что мы так восприимчивы к чужим чувствам и побуждениям. Выражение лица другого человека является мощным стимулом, вызывающим в нашей душе соответствующие эмоции. Социофобов пугает любой устремленный на них взгляд, а сердито нахмуренные брови или округлившиеся от ужаса глаза никого не оставят равнодушным.
Рассуждая о врожденных страхах, труднопреодолимых и повсеместно распространенных, нельзя тем не менее забывать, что существенная часть наших опасений все же носит приобретенный характер. Как они появляются? Об этом я поговорю в третьей главе.
Итак, мы обозначили на карте два пункта: страхи врожденные и страхи приобретенные, и их не следует путать. А теперь продолжим исследование.
Стресс, тревога, страх функционально необходимы. Иногда даже приятны. Иначе почему экстремальные виды спорта и фильмы ужасов пользуются такой популярностью? Дрожь тоже может доставлять удовольствие. Нормальными следует считать страхи, адекватные силе раздражителя, поддающиеся контролю и воздействию. Но поскольку сложно найти четкие критерии для определения этих характеристик, мы часто прибегаем к помощи статистических данных. Например, боязнь летать на самолете следует считать нормой или отклонением? С одной стороны, нормой, поскольку человек не создан для того, чтобы бороздить воздушные просторы. А с другой стороны — все же отклонением, так как данная непереносимость встречается у очень небольшого количества людей.
Патологический страх сопоставим с ложной тревогой: у них сходные механизмы запуска и регуляции. Он возникает часто, по ничтожному поводу и бывает сильным, всепоглощающим, не знающим компромиссов. С ним трудно совладать, такой страх легко перерастает в панику. И это не единственный случай, когда защитные силы организма оборачиваются против нас. В качестве примера Кристоф Андре приводит рефлекс кашля, который природа дала человеку, чтобы изгонять из дыхательных путей инородные тела. Однако приступ астмы, вызванный миллиграммами цветочной пыльцы, следует расценивать как слишком бурную и потому вредную предохранительную реакцию. „Сама по себе пыльца не опасна. Угроза таится не в окружающей среде, а в сбое защитной системы. Затрудненное дыхание и изнурительный сухой кашель скорее губительны, чем полезны“. То же самое можно сказать и о страхе. Как тут не вспомнить о Мальте Лауридсе Бригге и его страхах, описанных Рильке:
Все затерянные страхи тут как тут. Страх, что крошечная шерстинка, торчащая из одеяла, — твердая, твердая и острая, как стальная игла; страх, что пуговка на моей ночной рубашке больше моей головы — огромная, тяжелая; страх, что хлебная крошка, упав с моей кроватки, стеклянно расколется, и давящая тоска оттого, что с ней вместе расколется все-все и навеки; страх, что оборванный край вскрытого письма прячет запретное, чего никому нельзя видеть, и невообразимо важное, для чего во всей моей комнате нет надежного места; страх, что я проглочу во сне выпавший из печи уголек; страх, что спятившее число пойдет разрастаться у меня в мозгу и уже перестанет там умещаться; страх, что лежу на граните, на сером граните; страх, что я буду кричать, к моей двери сбегутся, ее взломают; страх, что я выдам себя, выболтаю свои страхи, и страх, что я слова не смогу из себя выдавить, ведь словами их не передашь — и еще страхи… страхи[16].
Прежде чем мы начнем препарировать страх, следует конкретизировать некоторые термины, ибо язык страха чрезвычайно богат, но недостаточно хорошо систематизирован. Такие слова, как „стресс“, „тревога“, „испуг“, „избегающее поведение“, „стыд“ и многие другие, требуют четкого определения. Сейчас я попытаюсь пояснить некоторые из них. Поскольку книга посвящена страху, начнем с него, но прежде кое-что уточним. Существует ли определение страха? Можно ли вообще дать определение чувству? Ведь чувства — понятия тонкие, сложные, крайне индивидуальные, подвижные. Прежде чем искать определение эмоциям, нужно допустить, что они имеют, во-первых, четкие границы, а во-вторых — словесное выражение. Исследователи, достойные самой высокой оценки, — П. Н. Джонсон-Лэард и Кит Оутли — считают, что существует пять базальных универсальных эмоций: печаль, радость, гнев, страх и отвращение. Сами они первичны, но на их базе развиваются более сложные эмоциональные процессы. Известно, что лингвисты делятся на оптимистов и пессимистов. Первые, к которым отношусь и я сам, полагают, что любая вещь имеет точное определение, позволяющее избежать противоречий или путаницы. А вот пессимисты убеждены, будто бытие и язык разделяет непреодолимая пропасть и поэтому попытки подобрать определение феномену — это акт насилия. Свой подход к подбору терминов я изложил в книге „Словарь эмоций“, написанной в сотрудничестве с Марисой Лопес Пенас.
