Книга Три жизни - Гертруда Стайн

Лето Вадсмиты проводили в каком-нибудь миленьком домике за городом, а на зимние месяцы перебирались в город, в большой гостиничный номер.

Постепенно заботы о принятии решений относительно переездов туда и обратно и мест, где можно будет поселиться на следующий сезон, и вообще все руководство этими перемещениями полностью перешло в руки Анны.

К тому времени, как малышка Джейн начала пробовать силы в чисто женском противодействии, Анна жила у мисс Мэри уже три года. Джейн была аккуратная, очень даже милая девчушка, хорошенькая и наделенная детским девичьим очарованием, с двумя тщательно заплетенными и уложенными вниз по спине беленькими косичками.

Мисс Мэри, так же как и Анна, от природы не очень любила детей, но эти двое были ей как-никак родственники, и она к ним привязалась и с готовностью подчинялась маленькой девочке, характер у которой был куда более сильный, и, к тому же, девочка и впрямь была само очарование. Анна всегда предпочитала ту грубоватую манеру, в которой можно обращаться с мальчиками, мисс Мэри же буквально таяла от ненавязчивой девичьей силы и ласковой девичьей властности.

Весной, когда все было готово к очередному переезду, мисс Мэри и Джейн вдвоем отправились в загородный дом, а Анна, закончив кое-какие городские дела, должна была последовать за ними через несколько дней, вместе с Эдгаром, у которого еще не начались каникулы.

Пока шла подготовка к лету, Джейн уже не раз и не два выказывала Анне свое несогласие с тем, как и что она делает, и все норовила сделать ей поперек. Маленькой Джейн было проще простого отдавать Анне самые неприятные распоряжения, и не от своего лица, а от лица мисс Мэри, большой, податливой, беспомощной мисс Мэри Вадсмит, которой никогда в жизни даже в голову бы не пришло отдавать Анне какие бы то ни было распоряжения.

Взгляд у Анны раз от раза делался все более колючим и жестким, и нижние зубы все сильнее выдвигались вперед и закусывали верхнюю губу, и все медленнее она проговаривала свое «Да, мисс Джейн» в ответ на быстрое «Ах, да, Анна! Мисс Мэри просила передать, что она хочет, чтобы то-то и то-то было сделано так-то и так-то!».

В день отъезда мисс Мэри уже усадили в экипаж.

— Ах, да, Анна! — воскликнула малышка Джейн, забежав обратно в дом. — Мисс Мэри просила передать, чтобы ты, когда поедешь, захватила с собой синие покрывала из ее комнаты и из моей.

Тело у Анны закостенело.

— Мы никогда не пользуемся ими летом, мисс Джейн, — низким голосом сказала она.

— Да, Анна, конечно, но мисс Мэри показалось, что это было бы очень мило, и она сказала мне, чтобы я передала тебе, чтобы ты ни в коем случае их не забыла, до свидания! — девчушка мячиком проскакала вниз по ступенькам и мигом вскочила в экипаж, который тут же тронулся с места.

Анна так и осталась стоять на крыльце, и глаза у нее были колючие и очень яркие и глядели жестко, а тело и лицо как будто закостенели от негодования. А потом она зашла обратно в дом и оглушительно захлопнула за собой дверь.

В следующие несколько дней жить с Анной под одной крышей было ой как непросто. Даже Малышка, новый щенок, любовь и гордость Аниного сердца, подарок от ее подруги, вдовы по имени миссис Лентман, — даже это умильное черно-пегое существо не могло не почувствовать обжигающего жара того пламени, которое бушевало у Анны в груди. А Эдгар, который так ждал этих нескольких дней, потому что для него они означали полную свободу и массу всяких вкусностей, — и то буквально места себе не находил под колючим Анниным взглядом.

Через два дня на третий Анна и Эдгар отправились в загородный дом Вадсмитов. Синие покрывала как лежали на своих местах в обеих комнатах, так и остались лежать на своих обычных местах.

Всю дорогу Эдгар сидел на козлах рядом с цветным кучером и правил лошадьми. Стояла ранняя южная весна. Поля и леса искрились влагой от недавних проливных дождей. Лошади медленно тащили экипаж вдоль по длинной дороге, вязкой от раскисшей глины и кочковатой от камней, специально набросанных кучками то здесь, то там, чтобы проезжие упряжки дробили их и втаптывали в землю. Вся как есть раскисшая весенняя земля была покрыта нежным пухом распускающихся цветов, листьев и папоротника. Верхушки деревьев сверкали ярко-красными и желтыми оттенками, ослепительно-белым и пышно-зеленым. Нижние слои воздуха были насквозь пропитаны дождевой влагой, над самой землей висела дымка, смешанная с голубоватым дымом от костров на голых весенних полях. А над всем этим царило прозрачное поднебесье, и пенье птиц, и радость оттого, что светит солнышко и дни становятся длиннее.

Томление и беспокойство, тепло и тяжесть, и чувство пробуждения, исходящее из самого нутра земли, которые всегда приходят вместе с ранней, отклекшей от влаги весной, в тех случаях, когда навстречу им в душе не поднимается ответная радостная лихорадка, всегда рождают чувство беспокойства, раздражения и злости.

Анну, которая одна-одинешенька тряслась в экипаже в ожидании все более близкого — с каждой пройденной милей — выяснения отношений с хозяйкой, все это тепло, и медлительный стук копыт, и ухабы, и пар, который поднимался над лошадиными спинами, и крики людей, зверей и птиц, и кипение новой жизни, буквально сводили с ума.

— Малышка! Если ты не будешь лежать тихо, честное слово, я тебя убью собственными руками. Просто невыносимо, честное слово.

Анне в те времена было лет двадцать семь, и она еще не была такая худая и изможденная. Острые костистые линии и углы ее тела были прикрыты округлой плотью, но в ясных голубых ее глазах у нее уже вовсю светились и характер, и чувство юмора, и даже худеть она уже понемногу начала — с нижней челюсти, которую слишком часто и сильно поджимала, когда ей что-то не нравилось.

В тот день, одна-одинешенька в кабине экипажа, она была вся как будто закостеневшая, и при этом дрожала с ног до головы от мучительных усилий ни в коем случае не дать слабину и настоять на своем.

Когда экипаж свернул к воротам Вадсмитов, навстречу выбежала крошка Джейн. Ей хватило одного-единственного взгляда на лицо Анны; про синие покрывала она даже словом не заикнулась.

Анна вышла из экипажа с Малышкой на руках. Она разгрузила все те вещи, которые привезла с собой, и экипаж уехал. Анна все оставила прямо на крыльце и пошла туда, где возле камина сидела мисс Мэри Вадсмит.

Мисс Мэри сидела в большом покойном кресле у огня. Все морщинки и впадинки кресла были заполнены ее мягким, расползающимся телом. Она была одета в утренний черный атласный халат, и рукава, чудовищно огромные, бугрились изнутри непропеченной массой ее мягкой податливой плоти. Она всегда так сидела, большая, беспомощная, добрая. У нее было белое, мягкое, миловидное лицо со славными, пустыми, серо-голубыми глазами и тяжелые сонные веки.

За спиной у мисс Мэри стояла крошка Джейн, которая тут же стала вся такая нервная и дерганая, как только увидела, что в комнату входит Анна.

— Мисс Мэри, — начала Анна. Она остановилась прямо в дверном проеме, тело и лицо у нее были как деревянные оттого, что приходилось все время сдерживаться, зубы плотно стиснуты, а в прозрачных, блекло-голубых глазах сверкали ослепительно белые искры.