Книга Все люди смертны - Симона де Бовуар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Но это была не я. — Наклонившись к нему, она заявила: — Нужно, чтобы вы посмотрели на меня. Скажите, вы меня видели когда-нибудь?
— Может, и нет.
— Я так и знала.
— Ради всего святого, идите прочь. Идите прочь, или все начнется снова.
— А даже если начнется?
— Ты что, вправду хочешь тащить этого психа в Париж? — спросил Роже.
— Да. Я хочу вылечить его, — сказала Регина, бережно укладывая в чемодан черное бархатное платье.
— Но зачем?
— Меня это забавляет, — ответила она. — Ты не представляешь, как он переменился за четыре дня. Когда теперь я заговариваю с ним, и он не отвечает, я хоть понимаю, что он меня слышит. А иногда он отвечает.
— А когда ты его исцелишь?
— Тогда я утрачу к нему интерес, — весело ответила она.
Роже отложил карандаш и посмотрел на Регину.
— Ты меня пугаешь, — сказал он. — Ты просто вампир.
Она наклонилась и обняла его:
— Вампир, который никогда не причинит тебе зла.
— О, ты еще не сказала последнего слова, — недоверчиво протянул он.
— Ты прекрасно понимаешь, что тебе нечего меня опасаться. — Регина прижалась щекой к его щеке.
Ей нравились его расчетливая нежность, ум, преданность; он принадлежал ей душой и телом, она дорожила им настолько, насколько вообще была способна кем-либо дорожить.
— Хорошо работается? — спросила она.
— Кажется, мне пришла неплохая идея насчет декорации леса.
— Тогда я покину тебя. Пойду навещу моего больного.
Она прошла по коридору и постучала в дверь пятьдесят второго номера.
— Войдите.
Она открыла дверь, и он подался к ней из глубины комнаты.
— Можно зажечь свет? — спросила она.
— Зажгите.
Регина нажала на выключатель. На столике у изголовья кровати она увидела пепельницу, полную окурков, и пачку сигарет.
— Вот как, вы курите? — удивилась она.
— Купил сигареты сегодня утром. — Он протянул ей пачку. — Вы должны быть довольны.
— Я? Почему?
— Время вновь потекло.
Она уселась в кресло и прикурила сигарету.
— Вы знаете, что завтра утром мы уезжаем? — спросила она.
Он по-прежнему стоял у окна и глядел на звездное небо.
— Звезды все те же, — заметил он.
— Завтра утром мы уезжаем, — повторила она. — Вы готовы?
Он уселся напротив Регины:
— Почему вы тратите на меня время?
— Хочу помочь вам выздороветь.
— Я не болен.
— Вы отказываетесь жить.
Он смотрел на нее с озабоченным и отстраненным видом:
— Скажите, вы меня любите?
Она рассмеялась.
— Ну, это уж мое дело. — Реплика прозвучала двусмысленно.
— Потому что не стоит… — сказал он.
— Я не нуждаюсь в советах.
— Это особый случай.
— Знаю. — Она повысила голос.
— Да что вы, собственно, знаете? — медленно проговорил он.
Регина не отвела взгляд:
— Мне известно, что вас выписали из психиатрической клиники и что у вас амнезия.
Он улыбнулся:
— Увы!
— Что значит «увы»?
— Если бы мне повезло потерять память…
— Повезло?! — воскликнула она. — Никогда не следует отказываться от своего прошлого.
— Если бы я страдал амнезией, я был бы почти таким, как все люди. Быть может, полюбил бы вас.
— Не стоит труда, — сказала она, — и успокойтесь, я вас не люблю.
— Вы хороши собой, — сказал он. — Видите, какие успехи? Теперь я знаю, что вы хороши собой.
Она склонилась к нему, положив руку на его запястье:
— Поедемте вместе со мной в Париж.
Он заколебался.
— Почему бы не поехать? — В голосе Фоски прозвучала грусть. — В конце концов, жизнь вступила в свои права.
— Вы что, правда сожалеете об этом?
— Я вас не виню. Даже без вас это случилось бы рано или поздно. Однажды мне удалось задержать дыхание на шестьдесят лет. Но как только люди прикоснулись к моему плечу…
— На шестьдесят лет?
Он улыбнулся:
— На шестьдесят секунд, если угодно. Какая разница? Бывают мгновения, когда время останавливается. — Он долго разглядывал свои руки. — Мгновения, когда ты паришь за пределами жизни и видишь ее оттуда. А потом время вновь начинает отсчет, сердце бьется, вы вытягиваете руку, переставляете ногу; вы еще помните, как она выглядит со стороны, но больше уже ее не видите.
— Да, — сказала она. — Оказываешься у себя в комнате и расчесываешь волосы.
— Ну да, приходится причесываться, — сказал он, — каждый день.
Он опустил голову, лицо его расслабилось. Она пристально молча смотрела на него:
— Скажите, вы долго пробыли в клинике?
— Тридцать лет.
— Тридцать лет? Так сколько же вам сейчас?
Он не ответил.
— И что стало с вашим йогом? — спросил Лафоре.
Регина, улыбнувшись, наполнила бокалы портвейном.
— Он питается в ресторане дважды в день, носит готовые костюмы и стал скучным, как конторский служащий. Я переборщила с его лечением.
Роже пояснил, обращаясь к Дюлаку:
— Мы встретили в Руане бедного посвященного, решившего, что он йог. Регина взялась за него, пытаясь вернуть ему рассудок.
— И ей это удалось? — спросил Дюлак.
— Ей удается все, за что она ни возьмется, — сказал Роже. — Это опасная женщина.
Регина улыбнулась.
— Прошу прощения, я отлучусь на минутку, — сказала она. — Пойду взгляну, как там ужин.
Идя через студию, она затылком чувствовала, что Дюлак смотрит ей вслед; взглядом знатока он оценивал форму ног, округлости фигуры, изящество походки. Одним словом, барышник. Она открыла дверь в кухню:
— Все в порядке?
— Да, — отозвалась Анни. — Но что делать с суфле?
— Поставь в духовку, как только прибудет мадам Лафоре. Она, вероятно, скоро появится.
Регина окунула палец в кастрюльку: утка в апельсиновом соусе удалась на славу.
— Как я сегодня выгляжу?