Книга Омар Хайям. Гений, поэт, ученый - Гарольд Лэмб

– Нет, – покачала она головой.

– Йа-а бин! – Он подпрыгнул и, подтянувшись, уселся на ветку рядом с ней. – Ох уж эти девчонки!

Не успела она оглянуться, как он, обхватив ее вместе с котенком, спрыгнул. У Ясми перехватило дыхание. Серая кошечка жалобно попискивала, вцепившись в чалму мальчика. Когда они очутились на земле, сердце Ясми отчаянно колотилось в груди. Ибн Ибрахим улыбался, глядя на нее сверху вниз своими темными лукавыми глазами.

Он отцепил Малеки.

– О аллах, – сказал он, – обе вы такие цепкие!

Ясми вытерла слезы и выкрикнула:

– Не дразнись!

Но тут же испугалась и убежала в тень виноградной беседки. Весь тот вечер она вспоминала его смеющиеся глаза, обращенные к ней, и играющие мускулы его сильных рук, которые удержали ее.

С тех пор Ясми могла думать только о нем, о сыне Ибрахима. Теперь она не рассматривала всадников, проезжавших вдоль парка в конце улицы, она садилась там, откуда могла наблюдать за воротами медресе, и, когда в них показывались ученики и среди них мелькала его по-юношески нескладная фигура, Ясми стыдливо отворачивалась, пряча вспыхивающие щеки.

Правда, краешком глаза девочка наблюдала за ним. Она вдруг заметила, как прямо он держался и как уверенно ступали его сандалии по гладким камням. Его губы были полны и алы, а когда он улыбался ей, его смуглое лицо становилось нежным.

Дабы привлечь его внимание, Ясми испробовала самые разные способы. Как-то, взяв пудру своей старшей сестры, она напудрила лицо и насурьмила веки и ресницы. В другой раз сплела венок из цветов жасмина и якобы случайно (она видела, как ее сестра прибегала к подобной уловке) уронила этот венок, когда Омар проходил мимо лавки. Юноша поднял венок и положил его обратно ей на колени, а затем продолжил свой путь, после чего Ясми целый час скрывалась от людских глаз.

Волнение и смущение переполняло девочку. Не слишком ли далеко она зашла?

Ясми долго изучала себя в бронзовое зеркало своей матери и решила, что она красавица. Она воображала себя укрытой паранджой и покрывалом; таинственной и соблазнительной, будто ее благосклонности добивались мужчины, как если бы она родилась дочерью эмира. Когда женщины считали ее мирно спящей в своем углу на стеганой подстилке, она доверяла свои фантазии серому котенку, она думала об ибн Ибрахиме.

Когда он приходил в лавку, Ясми наблюдала за каждым его движением: как он устраивался читать на краешке коврика, куда падал солнечный свет; какие книги он выбирал; как он хмурился и водил пальцем по исписанным местам. В лавке была одна книга, которую этот юноша особенно часто рассматривал.

Когда лавка оставалась в полном ее распоряжении, Ясми перелистывала эту книгу с множеством рисунков, полных кругов и линий и странных квадратов, разрезанных на части. Она не сумела бы прочитать эту книгу, но запомнила ее хорошо и однажды решилась спрятать ее среди других больших рукописей.

Когда Рахим и ибн Ибрахим вошли, она улыбнулась высокому студенту, и оба юноши посмотрели на нее.

– Эх, Ясми, – сказал ей Рахим, – какая новорожденная луна или гурия может соперничать с твоей красотой?

«Какие, – подумала она, – красивые слова и приятная речь». Она потупила очи, а потом вскинула их внезапно так, чтобы Рахим мог их оценить.

– О, я ведь беззащитен. У меня нет щита, чтобы отразить подобные разрушительные стрелы твоего очарования. Будь милосердна! – продолжил он свои хвалебные речи.

Ясми улыбнулась ему, но прислушивалась, не ищет ли ибн Ибрахим свою книгу. Девушка притворилась, будто нечаянно опрокинула груду рукописей, и выхватила из нее красную книгу с рисунками. Но при этом она случайно порвала страницу поперек. И в этот момент послышались медленные шаги приближавшегося отца. Он не видел случившегося. Ее сердце гулко застучало, когда она вспомнила, что это был один из самых лелеемых им фолиантов. Отец заметил порванный уголок, торчавший из книги.

– Это я случайно порвал страницу, – внезапно произнес ибн Ибрахим. – Придется мне купить эту книгу. Какова ее цена?

– Евклид со всеми диаграммами?! – Ее отец не скрывал своего удивления. То была дорогая рукопись, и оба они, Рахим и ее отец, знали, как мало мог себе позволить потратить сын Ибрахима.

– Даже в библиотеке Нишапурской медресе нет такой копии со всеми диаграммами, – начал было отец Ясми.

– О, – вмешался Рахим, – я куплю эту рукопись, поскольку я хотел сделать подарок Омару, сыну Ибрахима Палаточника[9].

Омар вспыхнул и сжал красную книгу в своих сильных пальцах.

– Но не говори только, о ты, продавец старых книг, – рассмеялся Рахим, – будто эта книга принадлежала самому султану Махмуду и он всегда хранил ее подле своего золотого трона. Красная цена ей не больше четырнадцати динаров[10], поскольку принадлежит она перу неверного грека, умершего давным-давно.

– Нет. – Отец Ясми начал торг. – Даже простой список с этого экземпляра без чертежей стоит вдвое дороже. Один лишь переплет…

Битый час Рахим и ее отец обсуждали цену, и все это время Ясми напряженно вслушивалась, догадываясь, как хочется Омару обладать этой книгой. Наконец Рахим приобрел ее для друга за девятнадцать золотых динаров и несколько медных монет. Про порванную страницу больше никто не вспоминал.

Оба студента покинули лавку, и Ясми увидела, как Омар остановился и вытащил из пояса свой пенал, покрытый изящной росписью. Он сунул пенал в руку Рахима и отбежал, отказываясь принимать его обратно.

Тот вечер стал незабываемым для сына Ибрахима Палаточника. Придя домой, Омар поспешно проглотил ужин, вымыл руки в фонтане и тщательно вытер их о чистую овчину. Он принес еще одну лампу, зажег ее от факела, который светил во внутреннем дворе, затем направился в свою комнату.

Это была глиняная надстройка на крыше дома, предназначенная для сушки лука и пряностей. Юноша выбрал ее, поскольку она стоила ему всего лишь несколько медных монет за лунный месяц, и именно там он находил по ночам уединение, и именно там перед ним открывалась вся панорама звездного неба.

Когда дуновение ночного ветра проносилось над равниной, пучки связанной травы и луковые косы шелестели, словно ветер давал им жизнь. Лежа на своей стеганой подстилке, Омар мог вдали, над крышами домов, видеть круглую башню дворца султана.

Сейчас он облегченно вздохнул, заметив, что нет ветра. Он зажег еще одну лампу и поставил обе лампы в стенную нишу. Положил книгу Евклида на отполированную доску для письма и начал медленно, с трепетом переворачивать страницы. Все это было намного интереснее занятий в классной комнате, где они, как попугаи, повторяли сказанное наставником.