Книга Дворец наслаждений - Паулина Гейдж

— Потому что я изгой, — громко сказала женщина. Я видел, как она была взволнована, как дрожал ее голос. — Да, я дочь Асвата, но мои односельчане стыдятся меня и гонят отовсюду. Управитель отказывал мне уже много раз. В селении распускают слухи о том, что я сумасшедшая, чтобы мне никто не вздумал помочь. Они не хотят срывать струпья со своих ран унижения. Поэтому здесь меня считают просто сумасшедшей, которая где-то научилась хорошим манерам, а не убийцей в изгнании, жаждущей получить помилование. Даже мой брат, Паари, хоть и любит меня, ничего не хочет сделать. Его чувство справедливости будет оскорблено, если царь согласится меня выслушать. Никто не станет ради меня рисковать своим положением, не говоря уже о жизни. — Держа ящичек обеими руками, она мягко прижала его к моей груди и заглянула мне в глаза. — Ты возьмешь его, правда?

В ту минуту мне страстно захотелось оказаться где-нибудь в сотне миль от Асвата, ибо жалость, этот враг всех мужчин, который лишает их силы, уже начала просыпаться во мне. Может быть, если я возьму ящичек, женщина почувствует себя лучше? Я не мог себе представить, что заставляло ее из месяца в месяц, из года в год приходить на берег реки и просить помощи у мужчин, в чьих глазах она не видела ничего, кроме насмешек, отказа, презрения и, что хуже всего, жалости. Я надеялся, что хотя бы в моих глазах она этого не увидит. Если я выполню ее просьбу, с плеч безумной спадет тяжкий груз. В конце концов, я же могу просто выбросить ящичек за борт. Разумеется, из дворца не будет никакого ответа, но женщина подумает, что царь просто не хочет ее помиловать, и тогда, может быть, в ее душе наступит покой. Конечно, подобный обман не к лицу человеку, который служит самому царю, но ведь я желаю ей только добра. Я вздохнул и с виноватым видом взял ящичек.

— Я беру его, — сказал я, — но ты должна понимать, что никакого ответа от царя не будет.

При этих словах широкая улыбка озарила лицо женщины, она шагнула ко мне и поцеловала в щеку.

— О нет, я так не думаю, — прошептала она, обдав мое лицо своим теплым дыханием. — Рамзес уже старик, а старики любят вспоминать былую молодость. Он ответит. Благодарю тебя, офицер Камен. Да защитит тебя Вепвавет и наставит на путь истинный, ибо ты согласился помочь мне.

И, плотнее завернувшись в одежду, она скрылась в хижине, а я, крепко зажав ящичек под мышкой, побежал к реке. Я чувствовал себя предателем, я ненавидел свою слабость. Я должен был отказать ей. «Ты сам виноват, что поддался чарам луны, — ругал я себя, когда, спотыкаясь, пробирался между деревьями. — И что, интересно, ты теперь будешь делать?» Я ведь прекрасно понимал, что бросить ящичек в Нил у меня просто не хватит духу. Прибежав в лагерь, я сунул его под одеяло и побежал сменять часового, после чего до самого рассвета шагал туда-сюда, предаваясь грустным размышлениям.

Утром, пока слуги готовили завтрак, я стоял во внутреннем дворе храма и слушал, как жрец с мутными глазами возносит молитву богу. Сквозь полуоткрытые двери храма виднелся алтарь, но своего бога я не видел, его закрывал собою жрец. Вдыхая запах благовоний, смешанный с утренней свежестью, и простершись ниц, я пытался сосредоточиться на молитве, но мысли путались, язык заплетался. Когда безжалостные лучи Ра, поднявшегося из-за горизонта, озарили небо, я устал проклинать себя за свою слабость, за то, что позволил какой-то крестьянке манипулировать собой, а также твердо решил вернуть ей ящичек. Я был очень зол на себя, но еще больше на нее — как ловко ей удалось всучить мне его! Теперь мне самому придется принимать решения, бросить же ящик в Нил я не смогу, я слишком честен. Я преклонял колени, вставал, опять опускался на колени и все время потихоньку осматривал двор, желая увидеть женщину, но она не появлялась.

Молитва закончилась, и двери храма закрылись. Бросив в мою сторону беглый взгляд и улыбнувшись, жрец скрылся в одном из маленьких помещений, располагавшихся по внешнему периметру двора, его помощники последовали за ним, и я остался один. Деревянный ящик стоял передо мной на каменном полу, словно безмолвный обвинитель или сирота, терпеливо ожидающий подаяния. Надев сандалии и подхватив ящик, я поспешил во внешний двор, быстро пересек его и побежал к уже знакомой мне одинокой хижине. Открыв было рот, чтобы позвать женщину, я вдруг обнаружил, что даже не знаю ее имени. Тем не менее я прокричал приветствие и стал ждать, думая о том, что гребцы уже наверняка закончили приготовления к отъезду и глашатай жаждет поскорее уехать.

— О, будь ты проклята! — пробормотал я сквозь зубы. — И будь я проклят, дурак несчастный.

Подождав еще немного, я подошел к хижине и отодвинул тростниковую занавеску, закрывающую вход. Я увидел маленькую темную комнатку с земляным полом и голыми стенами. В углу стояло низкое деревянное ложе с тонким тюфяком, отделанное искусной резьбой. Его изящные ножки и каркас тускло поблескивали в темноте. Странно было видеть в убогой хижине столь великолепную кровать. Возле нее располагались небольшой стол и скамейка, также покрытые искусной резьбой. На полу стоял грубый глиняный светильник. Хижина была пуста, а ждать у меня не было времени. Я хотел быстро поставить ящичек на кровать и убежать, но, мысленно прокляв себя в очередной раз, решил, что не сделаю этого. Выйдя из хижины и опустив за собой тростниковую занавеску, я помчался к реке.

Когда я взбежал по трапу на ладью, внезапно налетевший порыв ветра сорвал с ящика одеяло. Увидев его, посланник громко расхохотался.

— Она все же нашла одного дурака! — задыхаясь от смеха, проговорил он. — И что же ты будешь делать с этим ящиком, юный Камен, швырнешь за борт? Или твои принципы не позволят тебе этого? Как ей удалось уговорить тебя? Она что, отдалась тебе на своем вшивом тюфяке? Ты вляпался в историю, помяни мое слово!

Я ничего не ответил. Я даже не взглянул в его сторону, когда он приказал поднять сходни и отчалить от берега; только сейчас я понял, что мне не нравится этот человек. Солдат принес мне хлеба и пива. Сидя на носу ладьи, я ел без всякого аппетита, а за кормой тем временем проплывали поля и одинокие пальмы Асвата и началась пустыня. Следующее селение находилось совсем недалеко, но, когда я смахнул с коленей последние крошки и допил пиво, я почувствовал такое острое одиночество, что страстно возжелал поскорее вернуться домой.

Глава вторая

Оставшиеся восемь дней мы плыли без всяких приключений, и утром девятого дня вошли в Дельту, где Нил разделяется на три мощных рукава. Мы свернули в северо-восточный, называемый Воды Ра, который впоследствии был переименован в Воды Авариса, и поплыли через величайший город в мире. С какой радостью оставил я унылый, засушливый юг и вдохнул наконец влажный воздух Дельты, насыщенный густыми ароматами садов и наполненный шумными звуками города. Хотя разлив реки еще не начался, все пруды и ирригационные каналы были наполнены прохладной водой, поблескивающей среди густо посаженных деревьев и зарослей папируса, тихонько покачивающихся под легким ветерком. На мелководье важно вышагивали белые цапли. Птицы с громким свистом проносились над снующими по реке суденышками, и нашему кормчему приходилось не отрываясь смотреть на воду, чтобы лавировать между ними.