Книга Лучший английский ас - Джеймс Э. Джонсон

Приехав, мы столпились на платформе, совершенно не понимая, что следует делать дальше. Внезапно на платформе появился щеголеватый, полный уоррент-офицер. Как мы узнали позднее, его звали мистер Долби. Пока он проталкивался между нами, кое-кто услышал, как он бормочет себе под нос:

«Ни разу в жизни не видел столько сержантов. Сержанты! Сержанты! Все они сержанты. И ни одного капрала».

Из этого монолога мы поняли одно — мистер Долби остался недоволен первой встречей с Добровольческим резервом. Он схватил меня за руку.

«Сержант, — произнес он, сделав ударение на моем звании. Не сомневаюсь, что ему этот скромный чин дался ценой многих лет тяжелой службы, — назначаю вас командиром этой толпы. — Он пренебрежительно махнул рукой в сторону двух сотен моих товарищей. — Не сможете ли вы, сержант, построить их по четыре и повести вслед за первой группой, которую возглавлю я сам?»

Постаравшись сохранить приличествующую случаю серьезность, я заверил его, что смогу. При этом я постоянно называл его «сэр», что доставляло уоррент-офицеру неслыханное удовольствие. Итак, длинной колонной мы двинулись в Кембридж, в колледж Иисуса, которому предстояло быть нашим домом следующие несколько недель. Мы должны были оставаться в Кембридже, пока нас не распределят по различным летным школам.

В начале декабря около 30 человек были вызваны в штаб и получили приказ на следующий день отправляться на аэродром Маршалла на окраине Кембриджа. Там мы должны были возобновить тренировочные полеты на «Тайгер Мотах». До войны Маршалл был гражданской летной школой и по контракту с министерством авиации занимался подготовкой летчиков из местных резервистов. Большинство инструкторов мирного времени теперь стали офицерами или сержантами. На несколько недель наша судьба оказалась у них в руках.

Обучать — это целая наука, сложная и тяжелая. Далеко не всегда хороший пилот становится хорошим инструктором. Многим из нас пришлось летать с теми, кто рвался воевать и постоянно бурчал, что их таланты расходуются на подготовку бездарных учеников. Такое отношение неизбежно отражалось на качестве их работы и, как следствие — на качестве «продукта». Несвоевременная и грубая критика, когда требуется поддержка и одобрение, часто подрывали веру ученика в себя. Не приходится сомневаться, что кое-кто из отчисленных пилотов мог успешно закончить курс подготовки, если бы попал в руки настоящего инструктора.

Лично мне в Маршалле повезло. Четыре человека попали к сержанту Таппину. «Тап», которого мы все-таки называли «сэр», был почти идеальным инструктором. Вежливый и скромный, он летал просто блестяще и всегда находил удобный повод приободрить и поддержать ученика. Тап никогда не жалел времени, чтобы разъяснить сложную проблему.

Наш курс закончил школу Маршалла весной, примерно в то же самое время, когда бронированные колонны Вермахта при поддержке эскадрилий Люфтваффе вторглись на территорию ничего не подозревавших нейтральных государств. В моей летной книжке было отмечено, что я вышел из Маршалла, налетав скромные 84 часа, но при я сдал все теоретические экзамены. В последний день несколько человек собрались вместе и пригласили наших инструкторов посидеть на прощанье в местной пивной. Вечеринка удалась на славу. Однако, когда настало время прощаться, я почувствовал настоящую грусть. Мы должны были продолжить обучение в военных летных школах, где нам предстояло летать на монопланах. Через 10 недель, если все пойдет нормально, нас должны были направить в боевые эскадрильи. А вот инструкторы оставались в Маршалле, чтобы готовить одну партию новичков за другой, практически не имея шансов попробовать современные самолеты. Наиболее предприимчивые в конце концов прорвались на фронт, но большинство так и остались всю войну прикованными к тренировочной колеснице. Хотя, скажем прямо, они делали исключительно важное и нужное дело.

Глава 2.

Дни учебы

Вместе с «Батчем» Лайонсом, евреем, который служил в лавке мясника в фешенебельном квартале Лондона, мы отправились из Кембриджа в летную школу, которая находилась в Силенде, недалеко от Честера. Там мы должны были продолжить наше обучение. Мы прибыли в караулку вечером в субботу, что стало причиной некоторых сложностей. Нас не включили в список курсантов и потому не направили в сержантское общежитие. После некоторых расспросов мы выяснили, что далеко не все из нас зачислены в строй и во время обучения в Силенде мы будем считаться офицерами-курсантами и жить в офицерском общежитии. Это была важная веха в карьере любого из нас, и мы отправились туда. Пожилой слуга показал каждому его комнату. Хотя мы спали в деревянных домиках, само общежитие было прелестным каменным зданием. Еда там была превосходной, а обслуживание выше всяких похвал. Большинство слуг проработало здесь несколько лет, и они вели себя со сдержанным достоинством. Вскоре нас снова собрал молодой капитан, который постарался разъяснить как можно доходчивей, что мы пока еще только курсанты. Поэтому за нашим поведением и учебой будут следить особенно тщательно.

И снова мне повезло, так как я получил хорошего инструктора. Уже после двух совместных полетов сержант Брод отправил меня в воздух одного на самолете Майлс «Мастер». Летать на «Мастере» очень приятно, так как он имеет достаточно высокую скорость и может подниматься выше, чем любой самолет, с которым мы до сих пор имели дело. В один из хмурых дождливых дней, когда тучи ползли над равнинами Чешира, я произвел настоящую сенсацию, пробив слой туч и выскочив на залитую солнечным сиянием облачную равнину.

Наше пребывание в Силенде представляло резкий контраст по сравнению с ленивыми днями в Кембридже. В конце июня мы начали читать газетные заголовки и внимательно слушать сводки Би-Би-Си. То, что осталось от эскадрилий Передового ударного соединения, было отозвано из поверженной Франции. Началась эпическая эвакуация Британского экспедиционного корпуса, и в небе над пляжами Дюнкерка эскадрильи 11-й группы схватились с «Мессершмиттами» Люфтваффе. Все эти события не могли не сказаться на темпе нашей жизни в Силенде. Мы летали с утра до вечера, без отдыха и выходных, чтобы как можно быстрее завершить сложный курс подготовки.

В Силенде со мной произошел неприятный инцидент. Люфтваффе точно было известно место нахождения нашего аэродрома, и несколько раз по ночам немецкие самолеты бомбили его, когда мы проводили полеты. Поэтому в будущем было решено проводить учебные полеты с отдельного небольшого аэродрома по соседству. Слабо освещенная взлетная полоса не должна была привлечь внимание противника. Поздно вечером мы уселись в кузов грузовика и отправились, без всякого комфорта, на эту базу. Перед тем как окончательно стемнело, полдюжины «Мастеров», пилотируемых инструкторами, перелетели на этот аэродром. Ветер нес изрядное количество густого дыма с многочисленных заводов Ланкашира. Поэтому видимость была скверной и ухудшалась все больше. После некоторых споров старший инструктор все-таки решил провести этой ночью тренировочные полеты.

Я должен был лететь вместе с инструктором. Перед взлетом я постарался вспомнить все основные сложности слепого полета. Большая часть полета темной безлунной ночью проводится исключительно по приборам, поэтому требовалось особое внимание, чтобы не залететь к черту на рога. Находясь в воздухе, следовало как можно чаще следить за альтиметром, так как чувства не могли подсказать, на какой высоте мы летим. Пока летчик не отработает до автоматизма обращение с проборами, он может не раз попасть в сложную ситуацию, когда собственные ощущения обманут его относительно высоты полета. Такое заблуждение может легко привести к замешательству и панике, что в свою очередь приведет к роковой ошибке.