Книга Героини - Эйлин Фэйворит

Внезапно голова моя резко откинулась назад. Всадник схватил меня за волосы и приподнял. Кожа натянулась, было страшно больно, и я завопила, ненавидя себя за то, что не послушалась мать, а мать — за то, что не ошиблась, предостерегая об опасностях ночного леса. Всадник же поднимал меня все выше, пока ноги не оторвались от тропинки. Я отчаянно брыкалась, но это не помогло — в следующий миг меня бросили поперек седла, словно мешок с зерном. Затем он развернул меня, притянул за талию и усадил верхом перед собой.

— Мать твою! — Похоже, я была вся в синяках.

— Это где тебя научили так ругаться? Как некрасиво!

Меня затошнило — его шерстяная туника пахла потом и дымом от костра. Всадник уперся острым подбородком мне в затылок, еще крепче обхватил рукой за талию, и мы галопом помчались сквозь лес.

Глава 4

Тем временем в «Усадьбе» * Рыдания Дейрдре и озарения мамы * Краткая история гениальности мамы и ее феминистских наклонностей

Несколько недель спустя, когда все успокоилось, мама рассказала о том, что в то самое время происходило в «Усадьбе». Легко могу представить себе эту картину. Мама пыталась успокоить Дейрдре и одновременно поглядывала в телевизор, где Уолтер Кронкайт обсуждал дебаты, состоявшиеся в Верховном суде, — должен ли Никсон выдать остальные записи, сделанные в Белом доме (что, разумеется, сильно скомпрометировало бы его). Целых пять дней народ Америки ждал вынесения решения, а Дейрдре продолжала рыдать и убиваться из-за смерти Найси — это имя мама заставила ее повторить несколько раз: «Най-си». Оказывается, ирландцы предпочитают давать детям кельтские имена. К примеру, в конце шестидесятых были очень популярны всякие там Фон, Саммер, Сейдж и Чэстити.[4]Убедившись, что никаких принципиальных новостей в национальной американской саге нет, мама отвела Дейрдре наверх, в спальню, чтобы не беспокоить мистера Мазара, нашего жильца, который жаловался на беспрестанные рыдания Дейрдре. Именно из-за него я лишилась уютной комнатки, куда поселили Дейрдре, — она была самой дальней. Мама жила в самой большой части дома — двуспальная кровать с балдахином, уютная гостиная, небольшое крыльцо и очаровательная ванная с мраморной раковиной. Они уселись в удобные кресла-качалки на балконе, и мама разлила в бокалы со льдом имбирное пиво из банки.

Слезы мгновенно высохли в удивительных глазах Дейрдре цвета морской волны. Она перебросила через плечо длинную белокурую косу.

— Моя жизнь изменилась в тот день, когда я увидела, как ворон пьет телячью кровь.

— Да-да, — кивнула мать. Поистине она была настоящая Мисс Невозмутимость. Люди порой рассказывали ей такие вещи, а она и глазом не моргнет!

— И тогда я поняла, что мне нужен мужчина со щеками, как кровь, волосами, как ворон, и телом, как снег.

— В твоем возрасте у меня тоже был идеал мужчины, — заметила мама. Скорее всего, она чувствовала себя обязанной защитить Дейрдре, ведь той было не больше шестнадцати. — Я страшно хотела встретить парня с голубыми глазами и светлыми волосами.

— Встретили?..

— Парня — да, но он оказался полной противоположностью моему идеалу… — Мама не стала вдаваться в мелодраматические подробности моего появления на свет.

— И моя мечта сбылась! Сын Уислиу оказался именно таким! Темноволосый, кожа белая-белая, и румянец во всю щеку. А как он погиб! Был убит своими же людьми! Житель Ольстера пошел против своего земляка!

Мама сделала вывод, что парень Дейрдре был членом ИРА. К тому же акцент девушки сильно отличался от того, с каким говорили южные ирландцы. Некоторые из них довольно часто останавливались в «Усадьбе». Когда Дейрдре впервые появилась у нас с рюкзачком за спиной и красной банданой на голове, мы приняли ее за странствующую студентку. Но мама проявила определенную осторожность. В разговоре на балконе она не стала спрашивать напрямую, был ли парень Дейрдре членом ИРА, — ошибиться в симпатиях в северо-ирландском конфликте было все равно что усесться голым задом на кактус. Потом, как ни вертись, уже ничего не поправишь.

— А может, твой Найси кого-то предал? — осторожно спросила она.

— Это его предали! Притворились, что рады его возвращению, а сами готовили убийство! Сочли, что его любовь есть акт предательства!

— Да, немало тебе довелось пережить, девочка. — Мама похлопала Дейрдре по руке, пытаясь осмыслить услышанное.

Похоже, что Дейрдре симпатизировала британцам, а Найси, должно быть, католик. Возможно, отец Дейрдре занимал высокий пост во временном правительстве или служил в полиции. Неужели Найси убили только за то, что он влюбился в протестантку? Классический роман между протестанткой и католиком? Возлюбленные с трагической судьбой Ромео и Джульетты? И в тот момент мама поняла: перед ней очередная героиня. Пока Дейрдре читала стихи, посвященные разлуке с Найси, о том, как они занимались любовью под кромлехом, о страсти, что вспыхнула так внезапно, мама сидела, задумавшись, и пыталась вспомнить, из какого романа явилась Дейрдре.

Девушка допила имбирный эль, и мама отвела ее в мою комнату. Сомнений у нее не осталось — Дейрдре истинная героиня. Уверенная в этом на сто процентов, она подоткнула ей одеяло и еще долго стояла рядом, любуясь, как засыпает красавица, приоткрыв розовые, как бутон, губки. На фоне бледно-голубой круглой подушки ее профиль напоминал камею. Без дурацкой красной банданы и мешковатых штанов она могла быть героиней романа из любого века. Ведь в литературе красота — понятие абсолютное. Красота всегда загадочна. Красота вечна, черт побери!

По скрипучей лестнице мама поднялась на чердак. Потянула за шнур и включила голую лампочку под потолком. Потом принялась искать ключи от книжного шкафа, которые прятала на широкой поперечной балке. Нашла, сдула с ключей пыль и только теперь заметила, как дрожат руки. Она ненавидела себя за то, что не знает, из какого романа явилась героиня. Мама отперла шкаф, где хранилась английская и ирландская литература, и сразу же потянулась к «Улиссу». Если бы Дейрдре звали Молли! Она перелистывала страницы в глубокой уверенности, что история Дейрдре близка по сюжету к судьбе этой героини. Она уселась на пыльный пол, опрокинула мышеловку, стоявшую в нескольких футах от ее обутых в сандалии ног, и читала, читала в тусклом свете лампочки. Она просмотрела «Портрет художника»,[5]проклиная себя за то, что не удосужилась как следует ознакомиться с современной ирландской литературой. Хотя мама и была весьма начитанной, она постоянно ругала себя, если чего-то не знала.

Ее мать всегда требовала добиваться совершенства в других, более земных занятиях. Еду в котелке надо помешивать вот так, Анна-Мария. Опять ты оставила лампу включенной. Мясо надо нарезать вдоль прожилок, а не поперек, как ты. Погладь простыни! И косички у тебя заплетены криво. Чтоб купить такую же новую вазу, придется выложить сотни долларов! Она придумала для мамы прозвище Мармитон. Гораздо позже мама узнала, что по-французски это означает «поваренок». Единственным маминым утешением и убежищем стали книги. Сидя на чердаке, она перелистывала страницы и с упоением читала. Так она пряталась от насмешек. Она мечтала поскорее убраться из этого дома ко всем чертям. Отец разрывался между властной женой и дочерью, которая целиком и полностью находилась под материнским каблуком. Но, несмотря ни на что, девочка удивляла всех начитанностью и интеллектом. Мне кажется, что ее отец втайне мечтал о подходящем прибежище для нее — к примеру, о Лиге плюща.[6]Но тут на свет появилась я и пробудила у мамы романтическое стремление устроить лучшую жизнь для своей дочери. Мама могла наизусть цитировать целые страницы из «Поминок по Финнегану»;[7]но в ту самую ночь, когда она перечитывала свои драгоценные книжки, я переживала одно из самых неприятных приключений в своей жизни.