Книга Пандемоний - Дэрил Грегори

— Игры закончились здесь, — сообщил я.

Я провел ее мимо коллекции комиксов — восьми белых длинных картонных коробок и одной коричневой коробки с надписью, сделанной на белой наклейке черным маркером «Комиксы ДеЛью». Она была слишком велика для того, чтобы вместить полный выпуск нашей недолго просуществовавшей компании. В ту зиму, когда я был в шестом классе, а Лью — в восьмом, мы пытались продавать наши самодельные комиксы друзьям по двадцать пять центов штука. Самый выдающий наш опус, «Человек-Радар», принес, если не ошибаюсь, полтора доллара.

— Я никогда не спускалась сюда, — призналась Амра. — Не могу поверить, что ваша мать до сих пор хранит это.

— Циклоп все видит, все сохраняет.

Амра нахмурилась и укоризненно посмотрела на меня. Она терпеть не может, когда Лью или я называем мать так. Затем ее взгляд упал на какую-то коробку на полке с играми.

— «Мышеловка»! У меня тоже когда-то была такая!

Мы сняли игры с полки и стали вспоминать, кто во что играл в детстве. Я не мог поверить, что Амра никогда не сражалась в «Уничтожьте их, роботы!». Мы отложили «Мышеловку» в сторону, чтобы забрать ее с собой. Я знал, что все игры здесь полностью укомплектованы, в них все в целости и сохранности, хоть прямо сейчас садись и играй.

— Вот истинный шедевр! — сообщил я и разложил массивную, перекошенную игральную доску, склеенную в местах разломов клейкой лентой, желтой и пересохшей. «Жизнь и смерть».

— Откуда она? — спросила Амра.

— Эту игру мы с Лью придумали сами. Вырезали кусочки игровых досок из «Монополии», «Риска» и других…

— Мать, наверно, была готова убить вас!

— Угу, — усмехнулся я.

Затем присел на корточки и вытащил пластиковый мешок, набитый игрушками и игральными кубиками. На самом дне обнаружилась кипа рукописных страниц с карандашными картинками, изображениями моих детских увлечений: солдатиков, поездов, супергероев. Официальные правила.

Амра продолжала охать и ахать над новыми находками.

— «Останься в живых», «Не ломай лед» — это просто невероятно!

Я пролистал выцветшие страницы, пытаясь вспомнить, как нужно играть.

— Бах!

Я поднял голову и увидел, что Амра целится в меня из рогатки. Заметив выражение моего лица, она опустила «оружие».

— Что? — тихо спросила Амра.

Я резко встал, чувствуя, как шумит в висках кровь.

— Положи на место! — произнес я, чувствуя, как перехватило горло. — Не надо… я и не знал, что эта штука здесь.

Я забрал у нее рогатку. Самодельное оружие казалось удивительно маленьким в моих руках. Обрезанная раздвоенная ветка, полоска резины с лоскутком кожи, в который закладывались «боеприпасы».

— С тобой все в порядке?

— В порядке.

Я сунул рогатку в какую-то открытую коробку. Затем взял в руки ее гладкие и прохладные ладони.

— Ты должна пообещать мне одну вещь.

— Какую?

— Ты позволишь мне победить в «Уничтожьте их, роботы!». У меня очень хрупкое самолюбие.

Я лежал поверх одеяла в трусах и футболке и разглядывал ночные тени, окружавшие мою кровать, ожидая, когда во всем здании станет тихо. Мать превратила мою спальню в швейную комнату. Вдоль стен высились коробки и отрезы ткани. В углах также стояли рулоны материи. В дни моего детства по стенам были развешаны мои рисунки, изображавшие придуманных мной супергероев и супернегодяев. Лежа в кровати, я разглядывал Человека-Радара, Доктора Тормоза и Мистера Смерча, представляя себе, как они двигаются и действуют, даже когда — особенно когда — их очертания были слишком нечеткими, чтобы их можно было толком рассмотреть. Картинки особенно хороши в сумерки.

В больнице стены моей палаты были идеально простыми, правда, некоторые из старожилов клеили на них липкой лентой плакаты (только никаких фотографий в рамках: стекло, гвозди и проволока были под запретом). Впрочем, я засыпал без особых проблем. Каждый вечер в половине десятого мне давали две желтые таблетки, и в десять я спал без задних ног. На всякий случай сиделки все равно запирали меня — врач поведал им о моей проблеме с лунатизмом.

После того как покинул больницу, я каждую ночь устраивал стратегический совет с самим собой. Сколько таблеток мне нужно перед сном — одна или две? Когда именно их следует принимать? Последние шесть капсул нембутала находились в моей дорожной сумке у изножия кровати, а рецепта на новую порцию у меня не было. Таким образом, я оказался на голодном пайке. Этой ночью я ничего не стал принимать. Спать я пока что не хотел и решил, что если подольше пободрствую, то смогу спокойно уснуть. Шум, заметно усиливавшийся после наступления темноты, впервые за последние недели звучал достаточно тихо. Возможно, на меня благоприятно повлияло возвращение в родительский дом.

В полночь Лью выключил телевизор и отправился спать. Мать и Амра легли несколько часов назад. Я подождал полчаса. То, что обитало в моей голове, вело себя тихо. Я медленно поднялся с кровати, опасаясь разбудить остальных.

Открыл дверь и довольно долго стоял, вглядываясь в ночную темноту. Потом, мелко ступая, прошел по коридору, прикасаясь к стене, миновал ванную комнату и добрался до угла в конце холла. Затем свернул в гостиную. Миновал диван, столики и скамеечки для ног, маневрируя благодаря лунному свету, красиво серебрившему края мебели. В кухне над плитой светился огонек вентилятора, оставленный в качестве ночника. Я открыл дверь подвала, спустился вниз по скрипучей лестнице и закрыл за собой дверь.

Затем вошел в подвал, чувствуя босыми ногами холод цементного пола.

Проследовал мимо комиксов и настольных игр, мимо коробки, в которой Амра нашла рогатку, и двинулся дальше по лабиринту, по узкой тропке между деревянными стереоколонками, обклеенными шпоном, и оранжевыми ящиками с виниловыми пластинками.

С черной трубы свисали два зеленых мешка из химчистки: форма отца. Позади них стоял старый верстак, придвинутый к дальней стене около водяного обогревателя и водоотливного насоса. К шлакоблочной стене привинчена шурупами доска. На ней на крючках висели всевозможные инструменты. На скамье верстака стояли тяжелый красный ящик с инструментами и стопки коробок, в которых хранились гвозди, болты, гайки и прочая металлическая мелочь. Красный молоток фирмы «Крафтсмен» словно положили на скамью пять минут назад.

Сейф стоял на полу под верстаком. Это был небольшой металлический ящик, куб со стороной двенадцать дюймов, покрашенный черной краской. Я присел на корточки и потянул за серебристую ручку дверцы. Как я и ожидал, сейф был заперт.

Я заглянул под столешницу верстака. В темноте было ничего не разобрать. Провел рукой по кромке, пока не нащупал насечки в древесине. Мои губы непроизвольно растянулись в улыбке. Можно было и не глядеть на высеченные буквы — мы с Лью много лет назад наизусть заучили комбинацию цифр. Отец не стал усложнять дело. 2-15-45. День рождения моей матери.