Книга Седьмой - Вячеслав Грацкий

— Тебе нет нужды беспокоиться, Воисвет. Я твой друг, княже, меня зовут Адамир. Я умею лечить. Приляг, через пару минут тебе станет гораздо легче, и мы сможем спокойно поговорить.

— Кто ты такой? Я не знаю тебя.

— Зато я хорошо знаю тебя, князь. Я много странствую. И достаточно слышал о тебе и твоем брате.

Воисвет оглянулся туда, где пал его последний враг.

— Кровь заливает мне глаза, я ничего вижу. Я убил его?

— Да. Ты перегрыз ему глотку. А вот тебя я могу подлечить прямо сейчас, если, конечно, ты не предпочитаешь истечь кровью.

— А где мои воины? Где Зоран, где Сивак?.. Где они все, демон их побери?

— Здесь больше никого нет, — мягко сказал Адамир. — Твои люди полегли все. Как и воины твоего брата.

— Все? Все полегли? — И без того страшное лицо Воисвета исказилось. — Этого не может быть! Ты лжешь! Они не могли погибнуть!

Он вскочил и тут же повалился навзничь. Но пустынное поле вокруг князь увидеть успел. Наверное, если бы Воисвет умел плакать, он бы заплакал. Но странник знал, что князь не умеет плакать. Все, что он мог, — это кривиться в ужасной гримасе.

— Значит, наш спор наконец разрешился? — прошептал он.

— Да, — тихо ответил Адамир. — Тебе больше не с кем спорить, да и нет больше причины. Теперь все земли брата твои. Твои по праву старшинства и по воле твоего отца.

— Да, земли мои. — Глаза князя закрылись. — Воля отца исполнена, брат-изменник наказан, все верно, все правильно, все по закону, все по воле богов!.. Только почему… Только почему мне хочется плакать, Адамир, скажи?

Тот молчал. Князь скрипнул зубами.

— А ведь я и Крутослав… В детстве мы были не разлей вода. Все было общее, печали и радости, слава и честь, даже женщина какое-то время была одна на двоих. Скажи, странник, что же изменилось с того времени? Почему мы… Почему я убил его?

Адамир молчал. Воисвет скривился.

— Ладно. Лечи меня, странник. Не хватало еще обречь мои земли на смуту.

Когда Воисвету полегчало, они подобрали коней и направились в замок князя.

— А теперь сказывай, Адамир, зачем ты нашел меня и зачем вернул к жизни? Да — да, не скромничай, я знаю, что меня ждало на поле брани, если бы не ты.

— Мне нужен твой меч, князь. Твое мужество и отвага. Твои знания и опыт.

— Что? В своем ли ты уме? Поезжай в столицу, там бродят толпы героев неприкаянных, им чудищ на всех не хватает. Я слышал, там собираются разводить драконов как свиней, дабы каждый богатырь мог хотя бы раз в год хвастаться по делу.

— Твоя правда, — улыбнулся Адамир. — Но мне нужен именно ты. Поверь, я долго размышлял, долго искал нужных людей и пришел к выводу, что лучше тебя и твоего брата мне не найти. Мне очень жаль, что он погиб.

— Брось! — поморщился Воисвет. — Тебе был нужен один из нас. Если бы мы остались вдвоем в живых, мы и слушать бы тебя не стали. У нас хватало забот.

— И все-таки он был великий воин. Немногим хуже, чем ты…

Князь метнул быстрый взгляд на собеседника.

— Не перебарщивай с лестью, старик. Да — да, хоть ты и выглядишь моложаво, хоть твоя походка легка как у юноши, а руки все еще крепки, я знаю, чую, что ты далеко не молод. Ты, верно, маг, не так ли? Можешь не отвечать, я знаю это. Лучше скажи, зачем я тебе нужен?

— Для подвига и славы, конечно же, зачем еще нужны меч и отвага?

— Ты полагаешь, что мне заняться больше нечем?

— Нет. Тебе хватает забот. Но сейчас, именно сейчас, мне почему-то кажется, ты был бы вовсе не прочь. Да и управителей у тебя хватает хороших, справятся и без тебя.

— Как интересно! Стало быть, ты и моих управителей успел проверить?

— Да, я все всегда учитываю.

— Ох, ну ты и темная лошадка, Адамир. Чую, и дело ты предложишь темное.

— Так ты готов выслушать?

— Выслушать-то, пожалуйста… — Князь пожал плечами. — Но ничего не обещаю.

— И не нужно. Потому как сейчас я скажу немного. Дело, которое я хочу предложить, очень опасное и трудное. И потому ты отправишься, если отправишься, конечно, в компании шестерых попутчиков. Это будут лучшие воины и… Скажем так, вольные люди.

— Разбойники и воры, как я понимаю? Адамир виновато развел руками:

— Без их специфических умений не обойтись.

— Я же говорил — темное дело!..

— Через два дня состоится сбор в моем доме, что в Каменце. Когда примешь решение…

— Скажи, старик, почему ты так уверен, что я соглашусь?

— Напротив, я вовсе не уверен.

— Лжешь! Меня не обманешь. Я и сам не знаю, приму ли твое предложение, а у тебя на морде, хоть ты и прячешь ее под капюшоном, написано, что уже зачислил меня в свой отряд. Или я не прав?

Адамир только улыбнулся в ответ.

— Верно, хочешь меня старшим над ними поставить? Так?

— Именно так, князь. Кто еще с этим справится лучше, нежели прирожденный военачальник? И потом, князь, дабы развеять твои подозрения, скажу вот что. Тебе не придется идти супротив чести и совести. Наоборот, вернувшись с успехом, ты обретешь славу, которой позавидуют все прочие. Многие, очень многие богатыри станут кусать локти после этого.

— Вот оно чем ты решил меня купить!

— А что тут скрывать? Не деньгами же столь доблестного воина заманивать, хотя, поверь, заплачу и золотом.

— Остался последний вопрос. Скажи, Адамир, сколько из шестерых должно вернуться?

Тот ответил не сразу:

— Не буду обманывать, князь, да и не обмануть тебя. Думаю, вряд ли больше одного.

Воисвет покачал головой:

— Хитер ты, старик, ох хитер. Ну какой отважный витязь после таких слов не побежит за тобой, довольно урча и распуская слюни?

— Ты ведь не побежишь?

— Не побегу, — кивнул Воисвет. — Но обещаю подумать. На том и расстались.

Уже подъезжая к открытым воротам, князь наконец обратил внимание на то, что его не встречают. Ни слуги, ни жена, ни дети. Да и ворота были открыты кое-как: одна створка распахнута, вторая едва сдвинута с места.

Если бы не лед, сковавший сердце после битвы, Воисвет встревожился бы. Но бой отнял все силы и чувства, так что во двор он въехал холодный как рыба. Не испытывая даже гнева по поводу вопиющей безалаберности слуг.

Но сразу же за воротами он был вынужден натянуть поводья. На земле лежали люди. Взгляд князя мгновенно вычленил своих родных. Все были мертвы. Жена, четыре дочери и трое сыновей.

И вновь князь не ощутил никаких эмоций. Даже наткнувшись на тело Цветавы, самой любимой дочери, он задержал взгляд лишь на доли секунды. Внутри него было пусто. Как будто бездна разверзлась в душе, — и туда без следа кануло все увиденное.