Книга Железный тюльпан - Елена Благова

— Дура, — холодно сказал Юрий Беловолк и поджал тонкие жестокие губы. — Другая бы давно догадалась. Я сделаю из тебя Любу. Ты станешь Любой Башкирцевой. Никто не узнает. Никогда. Мне повезло. Вы колоссально похожи. Как сестры. Ну, бывают люди-двойники. Двойники-Ленины, двойники-Гитлеры, двойники-Софи Лорен. Ты одно лицо с Любой Башкирцевой. Игра природы-матери. Мне повезло. Игра! — Он вытащил из кармана сигареты, закурил. Дым обволок изумленное лицо Аллы. — Тебе не выйти из игры. Ты играешь со мной. Я хороший игрок. Ты не соскучишься.

Он подмигнул Алле, и это было ужасно. Он выпускал дым изо рта, как конь — пар из ноздрей на морозе. Официант брякнул на стол с подноса две чашечки кофе «капуччино», бутерброды с рыбой, украшенные повялой петрушкой. Она бессознательно взяла бутерброд, откусила кусок. Отхлебнула горячий кофе, обожглась.

— Но я же… не умею петь!.. Я же… не певица…

— Не умеешь — научим. Не хочешь — заставим.

Она протянула руку. Он понял, вложил ей в пальцы сигарету. Поднес огонь зажигалки прямо к ее лицу, чуть не обжег ей нос. Она отпрянула. Затянулась глубоко. Вот сейчас он спросит про тот странный железный цветок, про стальной тюльпан, что оттягивает ей карман ее белого пиджака — не от Версаче, от Тома Клайма, ну и наплевать.

— Жаль, наших русских девушек в армию не берут. А пора бы уже. Эпоха войн настала. Вон в Израиле девицы армию нюхают. И знают хорошо, что почем. Если ты откажешься, я сдам себя. Я скажу, что это ты убила ее. Я докажу. Ты не отвертишься. Я покажу, что ты провела с ней ночь, а потом, когда она уснула, убила ее. И все покажут. Выбирай. Жизнь за решеткой или жизнь Любы Башкирцевой. На войне как на войне.

Они оба курили. Теперь молча. Настало дикое, долгое молчание, будто они сидели одни в купе, тряслись в поезде, а поезд шел мимо горящих деревень и разрушенных городов, мимо пожарищ.

И это тоже шанс. Это тоже шанс, чтоб не сдохнуть под забором.

Или тебе нравится жизнь под Сим-Симом?!

Ты будешь звездой, Алла. Ты будешь звездой. Каково это — быть звездой? Светить?! Сиять?! Только бабки, что ты будешь зашибать на сцене, будут не твои. Ты будешь живой муляж. Подсадная утка. Настоящую утку убили. И охотники будут охотиться на подсадную. Если ее убили, а она ожила, ты дура, кумекай, значит, будут охотиться… на тебя?!

Аплодисменты. Бутерброды с черной икрой. Алмазы на шее. Отели в столицах. Баксы. Шуршание баксов. Перетекание баксов из бумажника в бумажник. Сладкие улыбки. Студии звукозаписи, кассеты, лазерные диски, реклама, афиши, статьи. Башкирцева бессмертна. Ты бессмертна. Тебе тоже что-то да перепадет. Ты будешь пристроена. Ты не пропадешь. Гляди, какой он вальяжный, холеный, этот Беловолк. Он умеет делать делишки, какие тебе и не снились; ты даже в книжках о таких не читала. И вот он напротив тебя за столом, и он взял тебя, он купил тебя страхом. Он заплатил за тебя много страха. Убьют?! Эк чем испугали. А на платформе Казанского, ночью, на пятнадцатом пути, в голутвинской электричке, тебя не убьют?!

На скулах Аллы проступил клубничный румянец. Она заправила за ухо рыжую прядь.

— Я согласна. Мне ехать с тобой… с вами… или я буду жить у себя?..

— Ни у тебя, ни у меня. Забудь все лишнее. Ты будешь жить у себя, Люба Башкирцева, — смотря ей прямо в лицо прищуренными, длинными, как у египтянина, холодными глазами, вычеканил он.

Моя коммуналка в Столешниковом переулке. Я появилась ненадолго, прости. Я уже не я. Меня поймали. Меня поймали и связали мне крылья. И теперь будут их красить в новый цвет. Люба же была черненькая. Черная Люба! Рыжая Джой! Что бы Инна Серебро сказала на это?! Серебро не узнает. Она и Анька, Толстая Акватинта, будут теперь глядеть меня по ящику и думать: вот распинается на сцене Люба Башкирцева, ну и репертуарчик у нее стал, одно дерьмо. Голос! Петь! Я же не умею петь!

Моя комната. И еще одиннадцать комнат по коридору. Мои соседи. Я их больше не увижу. Неизвестно теперь, что со мной будет. Меня ждет иная жизнь.

Зачем я сюда пришла? Беловолк в машине ждет меня внизу. Он припарковался около магазина «Восточные сладости», хоть там и нет стоянки. Беловолку все можно. Он держит себя владыкой Москвы. Западная шишка, янки-обезьянки, сволочь, сделал на Любе состояние. Он убил?! Он не мог убить. Он не мог убить источник денег. Это было бы самоубийство. Что мне взять из дому? Разве этой мой дом? Это халупа, которую снял мне Сим-Сим за копейки. За ту же сотню «зеленых», что я вынимаю ему из лифчика с матюгом-шепотком.

Я сунула в сумку кружевную французскую комбинашку, висевшую на спинке рассохшегося венского стула. Огляделась. Сунула руку в карман. Тюльпан. Он был там. Никто не вытащил его. Странная, дикая вещь. Будто из земли выкопанная, пахнет древностью. Такие вещицы находят на раскопках, да эта уж больно новехонькая, ясно, сделанная недавно. Для чего она? Украшение? Нигде не видно ни дырки для бечевы или цепочки, ни крючочка, ни скобы: к чему его прикреплять, где носить? Ну что, комбинация, лифчик, трусики, помада… прокладки «Always» не забыла, профессионалка?.. Нет у меня ничего. Нет и не было. Не нажила еще. Какие мои годы.

Я стрельнула глазами в запотевшее окно — и быстро обернулась на скрип двери. Я думала, это Беловолк устал ждать меня в машине. А это был Сим-Сим.

Синяя щетина на его щеках мрачнела, как грозовая туча. Он разжал губы и проговорил, не разжимая зубов:

— Привет-привет, крошка. Трудно тебя застукать дома. Много работаешь?

— Много-много, — сказала я наигранно-весело, ему в тон. — Отбоя от клиентов нет.

Если он сейчас будет задерживать меня и трясти, как грушу — сюда поднимется и продюсер. Что будет дальше, я плохо представляла. Может, вежливый разговор. А может…

— Гони процент, — Сим-Сим протянул заскорузлую, казалось, вечно немытую ладонь. — Если ты в шоколаде — поделись шоколадом. Живо! Я жду.

Он никогда не умел ждать. Если я промедлю сейчас — он размахнется и ударит меня по лицу. Меня так часто били по лицу. Неужели меня когда-нибудь не будут больше бить по лицу? Никогда?!

Что надо девке для обворожительной улыбки? Жемчужные зубки, алые губки, кончик язычка дрожит между зубов, глаза блестят, шепчут: я вся твоя. Я улыбнулась Сим-Симу так обворожительно, как только могла. И он дрогнул. Он не занес руку над моим лицом.

— Клиент внизу, Сим-Сим, — доверительно шепнула я. — Клиент внизу, в машине, у подъезда. Богатенький Буратино, между прочим. И очень. Я ни разу таких не отлавливала. Если ты испортишь мне морду — пеняй на себя. Мы упустим крупную рыбу. Синего тунца. Синий тунец, знаешь, очень вкусный. Сейчас я не дам тебе денег, Сим-Сим. — Я вцепилась рукой в юбку и потянула вверх, обнажая бедро в черных ажурных колготках. — Не сейчас. Позже. Дай мне поработать. Не калечь меня. Не сбивай меня с настроения. — Я выдохнула ему в лицо ночной винный перегар, запах дорогого табака. — Я приеду с дела и позвоню тебе на сотовый. Идет?