Книга Остров мертвых - Масако Бандо

Летние каникулы на исходе. Скоро второй триместр. После него зимние каникулы, потом весенние. Каникулы! Спасительный оазис в однообразном и строгом течении школьной жизни. Мальчишкой он и представить себе не мог, что в один прекрасный день это течение вынесет его во взрослую жизнь, где не будет длинных каникул. А разве мог он подумать, что будущее — это всего лишь стол в закутке мрачной деревенской управы? В детстве по дороге в школу и домой Фумия часто видел этих «дяденек», с одинаковым выражением на скучных лицах уткнувшихся в свои столы за стеклянными дверьми деревенской администрации. Скажи ему тогда кто-то из взрослых, что в будущем он пополнит их ряды, маленький Фумия наверняка в панике затопал бы ногами: «Ни за что!»

Да вот только нет в жизни слов «ни за что». Он целиком погрузился в горькие раздумья, руки замерли на клавиатуре.

Прямо перед зданием управы раскинулся единственный на всю деревню «деловой» квартал.

Дешевая кондитерская, лавка зеленщика, парикмахерская, промтоварный магазин, почта, больница, рыбная лавка и пивная… Какие еще у селян дела?

Дети с мороженым в руках бежали через дорогу. Крестьянка в соломенной шляпе усаживалась в машину, пристраивая пакеты с покупками. Промчался парень на мотоцикле — бывший одноклассник Фумия, Сёно Кёдзо, работник сельхозкооперации. Он на ходу поднял в приветствии руку — то ли наугад, то ли правда заметил Фумия. Скоро Кёдзо, как обычно, станет звать его в Китано промочить горло — с этой мыслью Фумия вернулся к печатной машинке.

В то же мгновение он почувствовал на себе чей-то взгляд, обжигающий и леденящий одновременно.

Фумия поднял глаза. Ряды серых офисных столов, заваленных пыльными папками. Грязные кофейные чашки. Небрежно наброшенные на спинки стульев пиджаки. В здании ни души. Вокруг царит полное безмолвие. Никто не заглядывает с улицы через окно. Шорох работающего вентилятора в тишине кажется нестерпимо громким.

Показалось.

Фумия склонил голову набок и с удвоенной энергией продолжил печатать.

Глава 2

Заброшенный дом с тоской глядел с холма на окрестности. Грязные известковые стены, покосившаяся входная дверь, прогнившие ставни — все кричало об одиночестве и запустении. Казалось, капризный малыш сложил домик из кубиков, наигрался да так и бросил его мокнуть под дождем.

Хинако вышла из такси и застыла перед домом, не в силах двинуться дальше. Дом из ее детских воспоминаний был огромным и величественным, и она никак не ожидала увидеть на его месте крохотную покосившуюся избушку. Странно, но он чем-то напомнил ей замок с привидениями из детской сказки: ночью ты трясешься от страха, слоняясь по темным коридорам, где каждая дверь таит неизвестность и угрозу, но стоит первым солнечным лучам осветить каждый уголок, и куда только деваются коварные закоулки, наводившие такой ужас?

А ведь здесь, на этом крошечном пятачке, жила целая семья — дед, бабушка, родители и Хинако с младшим братом. Делили радость и горе, ссорились, мирились, мечтали.

Дом не просто уменьшился в размерах. Он словно не принимал Хинако, казался отстраненным и совсем чужим. Может, он слишком привык служить временным жильцам? Только на памяти Хинако здесь сменилось три семьи. Случалось ему и пустовать. Атмосфера дома неуловимо изменилась, словно впитав воспоминания обо всех прошедших через него людях. Ничего не поделать — жилище, брошенное хозяевами, неизбежно пропускает через свое сердце новых жильцов.

Родители Хинако не навещали дом много лет, доверив все заботы о нем соседской семье Оно. Небольшая арендная плата квартирантов шла на ремонт и содержание. Старики никак не решались расстаться с домом — ведь он был последней ниточкой, связывавшей их с родиной и согревавшей душу.

Послышался шум подъезжающего автомобиля, и в воротах показался небольшой белый хэтчбек.

— Вы уж простите нас! Заждались, наверное?

Из машины выскочила бойкая тоненькая девушка. Вслед за ней выбрался коренастый мужчина с оспинами на лице. Это были супруги Кэн и Кацуми Морита, последние три года снимавшие дом. Хинако звонила им из Сакавы предупредить, что скоро будет.

Едва представившись, Кацуми радостно защебетала:

— Такая честь для нас! Мы ведь большие ваши поклонники. Даже ваши плакаты — помните, там, где робот и Пьеро, ну прямо как настоящие?! — дома повесили, еле выпросили в магазине электроники! А тут совсем недавно от господина Оно узнали, что живем-то, оказывается, в доме той самой Хины! Вот уж мы удивились!

Хинако смущенно поблагодарила. Она и представить себе не могла, что ее популярность докатилась до родных мест.

Кэн добродушно потрепал по плечу жену, настойчиво зазывавшую Хинако посмотреть на их недавно выстроенный дом:

— Отстань. Человек с дороги, а ты голову своим стрекотом морочишь. Госпожа Мёдзин только что из Токио, устала.

Однако не прошло и нескольких секунд, как пристыженная Кацуми снова начала петь дифирамбы. За время столичной жизни Хинако отвыкла от столь бурного проявления эмоций. Они, токийцы, сперва незаметно прощупывают собеседника, и не дай бог нарушить дистанцию или, наоборот, слишком близко подпустить к себе другого. Неожиданно Хинако поймала себя на том, что в душе посмеивается над простодушной открытостью Кацуми.

Кэн отпер входную дверь, и девушка ступила в дом. В нос моментально ударил затхлый запах сырости. Супруги Морита выехали отсюда больше месяца назад.

Кацуми не замолкала ни на секунду:

— Свои вещи мы все вывезли. Бумагу в раздвижных перегородках поменяли. Дверь в ванной — с плотником договоримся, он заменит. Пропан пока есть, телефон работает — так что жить можно. Что еще? В этой комнате татами обновили. Как по мне, Хина, так я бы тут спальню сделала.

Хинако вздрогнула, услышав из уст соседки набивший оскомину псевдоним, и мягко попросила не называть ее этим дурацким именем.

В голове снова послышался раздраженный голос: «Послушай только: Хинако Мёдзин. Да от тебя за версту несет провинцией! Нам нужно что-то более яркое, вкусное, городское. Хина… Точно. Причем латинскими буквами — HINA. То, что надо». Это были его слова, слова Тору Савады.

Хинако едва заметно нахмурила лоб. Меньше всего ей сейчас хотелось думать о нем.

Кэн потянул вверх рольставни, в комнату хлынул свет, и из сумрака постепенно начали проступать забытые черты милого сердцу дома. Хинако неторопливо ходила по комнатам. Вот матовая стеклянная дверь между кухней и столовой. Две комнаты в японском стиле. Рядом небольшая европейская комнатка.

Их дом постройки середины эпохи Сёва[7]был чуть ли не первым в Якумуре образцом эклектики — смешения японского и европейского стилей. Да… Когда-то родной дом был предметом ее гордости. Теперь он обветшал, оконные рамы и опоры расшатались, по стенам побежали трещины. Семейный алтарь[8]в углу кухни покрылся толстым слоем пыли. Лишь холодильник, старенький кухонный стол да немудреная утварь говорили о том, что здесь могли бы жить люди.