Книга Обратная сторона времени - Евгений Гуляковский

После этого в жизни было немало встреч, немало легких прощаний, немало людей мелькнуло и ушло из его жизни, не оставив в ней заметного следа.

И может быть, поэтому ему никогда не удавалось забыть самую первую горькую ссору своего детства.

Свистел воздух в туннеле, раскачивался вагон, грохоча на стыках рельс своими стальными колесами, все так же мелькали за окнами текучие расплывчатые огни станций. Казалось, ничто уже не сможет остановить или замедлить безостановочный бег свихнувшегося поезда.

У Сергея перехватило дыхание, как это бывает во сне, когда человек падает в пропасть, летит вниз и не может остановиться. Кажется, еще секунда, удар, и все кончится, но мгновения растягиваются, как длинные резиновые ленты, нет ни остановки, ни удара…

Но вот мальчик из его далекого детства наконец обернулся.

Едва Сергей поймал взгляд его светлых глаз, как сразу же вспомнил все мельчайшие детали замороженного в поезде дня.

Дождь на улице, конец уроков, они с Павлом идут к остановке метро. И не у Павла в руках, а У него была тогда вот эта самая коробка, такая большая и яркая…

Почему-то невозможно вспомнить рисунок на ее крышке, но зато все остальное выстраивалось в четкую безжалостную картину…

В коробке лежала «Игра номер два». Так шутливо и с гордостью называли они этот лучший в те годы конструктор. «Как он ему достался?..» Впрочем, это неважно, а важно, что у Павла через неделю должны были состояться городские соревнования по моделизму, его модель не готова, потому что не удалось найти нужные детали, и они были у него вот в этой коробке.

В тот день он отказал Павлу в просьбе, хотя его собственная модель была давно закончена. Это и стало причиной ссоры. «Все-таки, значит, была причина»…

Сегодня он ее вспомнил, впервые за долгие годы, и даже знал теперь, почему он так поступил.

Павел занял бы на соревнованиях первое место, если бы успел закончить свою модель в срок. Сергей завидовал ему тогда, хотя и не мог признаться в этом даже самому себе. Это сейчас он понимал все до конца, а тогда он отказал другу в просьбе, не поделился с ним недостающими деталями, даже не задумываясь о том, почему так поступил.

Жаркая краска стыда за тот, двадцатилетней давности мальчишеский проступок залила его лицо, и с безжалостной ясностью он вдруг понял, как и почему, много позже, растерял и остальных настоящих друзей.

Как постепенно образовался вокруг него холодный замораживающий вакуум, заполненный делами, нужными людьми, погоней за успехами, не приносящими особой радости… И если бы не обрушившийся на страну ураган беспредела, поломавший многие судьбы, он так и остался бы внутри этого временного потока, несущегося в пустоту.

А поезд все мчался сквозь бесконечную ночь туннеля, разрывая его тишину своими железными колесами, словно неведомый маятник отсчитывал стальные мгновения.

Вдруг Павел вновь отвернулся от вагонной двери и, не глядя на него, тихо сказал куда-то в сторону:

— Тебе пора выходить, Сережа. Сейчас твоя остановка.

И он, беспрекословно подчинившись этому тихому голосу, не возражая и ни о чем не спрашивая, побрел к двери.

Поезд сразу же замедлил ход. Мелькнула линия перрона. Открылись двери. На секунду он увидел перед собой застывшие, неподвижные лица пассажиров, стоявших на платформе в ожидании поезда.

Но, прежде чем Сергей успел сделать шаг наружу, прежде чем беззвучно и навсегда захлопнулись за ним пневматические двери поезда, пришедшего из далекого детства, чья-то маленькая теплая ладошка нашла его руку, и тот же тихий голос произнес:

«Я рад, что ты все понял. А это возьми на память». И в руках Сергея очутилась тяжелая коробка «Игры номер два».

Он стоял на заполненном людьми перроне той же самой станции, с которой совсем недавно уехал в пустом вагоне сумасшедшего поезда, промчавшегося сквозь время.

«Круг завершен, поезд вернулся на то же место». — Это была его первая после возвращения мысль.

И сразу же зашумели, задвигались люди вокруг, ожили человеческие лица, словно кто-то неведомый тронул стрелки остановленных часов. С грохотом подошел поезд. Обычный поезд московской подземки.

Сергей перевел дыхание и вместе со всеми вошел в вагон.

ГЛАВА 3

И какое-то время спустя, уже выйдя из станции метрополитена, недалеко от своего дома, он все еще пытался понять необычное происшествие, случившееся с ним.

Можно было бы поверить в галлюцинацию, в игру воображения, во что угодно, — если бы не коробка в его руке.

Но если все произошло на самом деле, почему никто ничего не заметил? Почему только он попал в тот вагон?

И сразу же сам собой возникал ответ: потому, что только к нему одному приходил этот поезд, потому, что именно ему должны были передать коробку, потому, что за весь, показавшийся ему бесконечным путь внутри пустого поезда, на перроне, наверное, не прошло и десятой доли мгновения.

Выходя из вагона, он заметил растерянное лицо полного человека в кепке, занесшего ногу, чтобы шагнуть внутрь еще не подошедшего поезда.

Видимо, этот человек так и стоял с приподнятой ногой, пока Сергей совершал свое путешествие, и лишь сейчас закончил начатый шаг, так и не заметив подмены.

Потом он стоял напротив окна, тяжело отдуваясь, нагруженный кошелками, заботами и усталостью. И вид этого ни о чем не подозревающего человека придал происшедшему с Сергеем последний достоверный штрих.

Штрих, от которого он с окончательной, беспощадной определенностью до конца поверил во все, что с ним только что произошло.

Коробка в его руках словно стала тяжелее. Почему-то он до сих пор боялся на нее взглянуть, словно опасался, что она бесследно растает у него в руках.

Теперь ему хотелось поскорей остаться одному. Что-то ему подсказывало, что он не должен интересоваться этой коробкой на людях. И впервые за все эти годы он обрадовался, что живет один, что, в сущности, никому до него нет дела.

Лифт, как всегда, не работал. Сергей торопливо взбежал по полутемной лестнице на свой четвертый этаж, как можно тише вставил ключ в замочную скважину, — напрасная предосторожность. Две старухи, его соседки по лестничной клетке, все равно ничего не слышали. Очутившись в своей холостяцкой квартире, не убиравшейся, наверно, недели две, он подошел к столу, смахнул прямо на пол консервные банки, засохшие сухари и старые журналы.

Банки с грохотом рассыпались по полу, и он пожалел, что, не подумав об этом, произвел столько шума. С секунду он прислушивался, но в соседних квартирах, за тонкими стенами, было по-прежнему тихо, как в склепе.

Тогда он зажег настольную лампу, пододвинул стул и, положив коробку на стол крышкой вверх, впервые решился наконец взглянуть на рисунок.

Распустив свои клиновидные, наполненные ветром паруса, по безбрежному синему морю шла яхта.