Книга Новгородский толмач - Игорь Ефимов

Да, именно так здесь принято называть великое деяние Папы Евгения IV, который сумел на Флорентийском соборе возродить мир между западным и восточным христианством. В королевстве Литовском, на территории которого находится Киев, униатская церковь за прошедшие тридцать лет утвердилась прочно. Поэтому одну партию здесь иногда называют "пролитовской", а другую "промосковской". И в связи с этим я позволю себе смелость пересказать Вам, преподобный отец, то, что мне довелось узнать и услышать о делах московских.

Мне кажется, у нас в Европе до сих пор князя московского представляют вассалом то ли Польши, то ли Литвы, то ли монгольских ханов. На самом деле в последние пятнадцать лет сила и богатство этого княжества очень возросли. Отец нынешнего князя по имени Василий сумел победить своих противников в долгой междоусобной войне и очень укрепил свою власть. Примечательно, что он достиг успеха уже после того, как враги в какой-то момент пленили его и выкололи ему глаза. (Отсюда его прозвище - Василий Темный.)

Нынешний князь по имени Иван продолжает политику отца. Медленно и осторожно он расширяет свои владения, увеличивает казну. Говорят, что он соблюдает все православные обряды, но при этом в нем нет слепого страха перед "латинством" и Западом, как это часто здесь бывает. Недаром и по матери и по отцу он является потомком знаменитых литовских князей Ольгерда и Витовта. В прошлом году он внезапно овдовел и сейчас подумывает о новом браке. Вот если бы удалось подыскать ему в Европе невесту, воспитанную в католической вере, это могло бы иметь самые неожиданные и благоприятные последствия для нашей проповеди в этих землях.

Мейстер Густавсон свел меня между тем с богатым местным купцом по фамилии Алольцев. Этот купец регулярно приезжает в Новгород из Пскова (расстояние между этими городами 180 верст), где у него большое торговое дело. Густавсон очень дорожит дружбой с ним. Он объяснил мне, что любой конфликт Новгорода с Ливонией или с Орденом прерывает нормальный оборот товаров, и тогда ганзейским купцам приходится тайно везти их через Псков. А тут уж без местного посредника не обойтись.

Родители жены Алольцева - новгородцы, и они сдают ему хороший дом на улице Кузмодемьянской. Когда Алольцев узнал, что я владею многими языками, в том числе фламандским и английским, он стал меня уговаривать поработать на него. Ему очень хочется расширить свои операции с купцами из Фландрии и Англии, которые не входят в Ганзейский союз. Он уверен, что сможет продавать свои товары с большей выгодой, если ему удастся обойти монополию Ганзы. Главный его товар - дорогая моржовая кость, которую здесь называют "рыбьим зубом", а добывают в северных морях. У Алольцева хорошие связи с охотниками, промышляющими в Белом море, он и сам ездил туда несколько раз.

Мы договорились, что я буду приходить к нему по воскресеньям, когда Немецкий двор закрыт. Надеюсь, преподобный отец, это не вызовет у Вас возражений. Ведь достоверные сведения о Пскове могут в будущем оказаться очень полезными. Город этот хотя и меньше Новгорода, тоже очень богат и влиятелен. Говорят, крепость его никто не мог взять вот уже двести лет, хотя и немцы, и литовцы, и шведы пытались не раз. А недавно стены и башни Псковского Кремля были перестроены и сильно укреплены.

Засим я припадаю к Вашим стопам и доверяю это письмо затвердевшему воску, надутым парусам и крепким рукам, держащим руль корабля.

Стефан Златобрад.

Письмо к фрау Урсуле Копенбах,

посланное в город Любек в мае 1468 года

Бесценная и любимая фрау Урсула, мать и благодетельница!

Много дней пронеслось цепочкой и намоталось на свиток Вечности после отправки моего последнего письма к Вам. И где же хранится у Господа до дня Последнего суда этот свиток, со всеми нашими добрыми и злыми делами, греховными помыслами, слепыми порывами? Тайна, загадка.

Зато у меня теперь есть возможность посылать Вам письма не через нашего бесподобного и преподобного епископа, но напрямую, с купеческим кораблем, отплывающим из Пскова. А это значит, что я смогу писать Вам чуть свободнее и не перечитывать мысленно каждую фразу глазами добродетельного отца Бертольда. Хотя надеюсь при этом удержаться и не впасть уже в полную развязность, какую я, кажется, позволял себе в пору моей юности в Вашем доме.

Большие перемены произошли в моей жизни за прошедшие месяцы. Дело в том, что мне удалось сблизиться с одним русским семейством, и я довольно много времени провожу под их гостеприимным кровом. Купец Алольцев сначала пригласил меня перевести для него несколько писем, которые он хотел отправить в Англию и Фландрию. Потом я помог ему провести деловые переговоры с купцами у нас в Немецком дворе. А потом он спросил, не соглашусь ли я давать уроки немецкого и латыни его десятилетнему сыну. И я согласился.

В зимнее время число гостей у нас в Немецком дворе уменьшилось, мои услуги требовались реже. Староста двора был даже доволен тем, что я нашел себе приработок на стороне, и аккуратно вычитал из моего жалованья за каждый день, который я проводил у Алольцевых.

Давайте я для начала опишу их дом. Он выстроен из толстых бревен, которые до сих пор остаются здесь главным строительным материалом. Пожары в городе из-за этого случаются весьма часто, но русские мирятся со злом огня, считая зло холода - страшнее. Они полагают, что каменные стены высасывают тепло человеческого тела слишком быстро. Возможно, в их холодном климате это суждение справедливо. Из камня строятся только церкви или дома очень богатых людей. Но в церкви человеку нет нужды снимать верхнюю одежду, а богатые люди могут не жалеть денег на дрова и на утепление стен коврами.

Нижний этаж в доме Алольцевых, как это здесь принято, отведен под склад всевозможных припасов, инвентаря, инструментов. Здесь же устроена печь, отапливающая весь дом. Горячий дым поднимается по глиняным трубам, искусно проведенным сквозь верхние надстройки, и выбрасывается наружу. Даже в светелке третьего этажа, где мы занимаемся языками с мальчиком Андреем, зимой было довольно тепло.

Главные комнаты расположены на втором этаже. Мне довелось пока побывать только в горнице хозяина, где у него устроен рабочий стол, хранятся торговые книги, расписки, наличные деньги. Здесь он принимает посетителей, ведет переговоры с другими купцами, диктует мне письма. До чтения он жаден весьма и всякие писания, которые ему удается добыть, отдает местным переписчикам, а снятую копию потом хранит в специальном нарядном сундуке под замком. Кажется, больше всего его интересуют описания путешествий и исторические хроники. Он оказал мне доверие, дав почитать интереснейший труд "Хождение на Флорентийский собор" - о поездке русских епископов на Вселенский собор, созывавшийся в Италии тридцать лет назад. Видимо, ему хотелось показать мне, что не все русские затыкают уши, как только слышат голос из Рима, что и они способны разумно обсуждать трудные вопросы веры.

С особенным интересом я прочитал в этой книге отрывок, относящийся к нашему родному Любеку. Русские путешественники были поражены его чистыми мощеными улицами, стеклянными окнами, фигурными фасадами зданий, бьющими повсюду фонтанами. Не укрылось от их внимания и то большое колесо, которое забирает воду из реки и одновременно крутит вал станка в сукнодельной мастерской. В монастыре им показывали множество книг, дорогих облачений, священных сосудов и ларцов со святынями. Но больше всего поразили автора "Хождения" механические фигуры в монастыре (помните, Вы водили туда меня и Грету?), когда ангел слетает с небес, возлагает венок на Мадонну, а по небу движется звезда, а за ней идут волхвы с дарами и потом с поклонами кладут их к яслям младенца Христа.