Книга Игра в послушание, или Невероятные приключения Пети Огонькова на Земле и на Марсе - Борис Карлов

Первым серьезным препятствием оказался почерневший от времени, треснувший пополам в нескольких местах круглый инкрустированный стол. (1.) Он был виден из коридора, и соседи говорили, что на этом столе когда-то занимались спиритизмом. Что такое спиритизм Петя еще не знал, но догадывался, что заниматься им нехорошо и даже неприлично.

А вот из сумки торчат забытые кем-то ласты, маска и трубка для подводного плавания. (2.) Пожалуй, на обратном пути стоит их забрать и опробовать для начала в наполненной ванне…

Клетка для птиц. Нет, скорее всего, не для птиц, а для какого-нибудь ежа, хомяка или морской свинки. (3.) У Пети таких зверей никогда не было; он считал, что держать кого бы то ни было в клетке жестоко.

А вот две поломанные рамы от картин. Большие, золоченые, как в музее. (4.) Если их починить, то можно что-нибудь нарисовать и вставить.

Дзынь! Ах, что б тебя… Целый мешок пустых бутылок. Наверное, в квартире когда-нибудь жил какой-нибудь пьяница. (5.)

Что еще тут? Большой, стоящий ребром пустой чемодан, крышка приоткрыта. (6.) Чтобы пролезть дальше, пришлось залезть в чемодан и вылезти с другой стороны.

Ржавая фашистская каска. Страшная-то какая! (7.)

Два отреза черного бархата, поеденные молью. (8.)

Коробка оплавленных восковых свечей. (9.)

Справочник «Ритуальные услуги». Открыт на странице «Кремация». (10.) Как будто специально пугают!

Перевалившись наконец через последнее препятствие, Петя оказался перед оклеенной стершимися от времени обоями стеной. Вот и все, никакой волшебной дверцы. Теперь нужно просто вылезти обратно, почиститься, помыться и никому об этом не рассказывать.

Намереваясь уже развернуться, Петя напоследок, без всякой определенной цели, постучал по стене… и неожиданно стена отозвалась гулким пустым звуком. Ой-ой-ой, по всему телу волной пробежали мурашки. Стена казалась не только пустой, она была слегка податливой и упругой. Петя достал из кармана перочинный ножик, с усилием надавил, и стена преткнулась насквозь. За обоями и картонным перекрытием была пустота.

Дрожа от волнения, Петя заработал ножиком взад-вперед, издавая неприятные повизгивающие звуки, и вскоре картонный круг величиною с крышку от ведра провалился внутрь, в темный простенок. Посветив внутрь фонариком, Петя увидел затянутую паутиной дверцу — ту самую, за которую звал его карточный шут и за которую он не смог попасть из-за того, что мама удержала его за плечо…

Петя взялся за кольцо и потянул его на себя. Дверца скрипнула и распахнулась настежь. В пахнувшем сыростью и плесенью отверстии фонарик высветил шершавые стены и узенькую, круто спускающуюся вниз винтовую лестницу.

Отступать назад теперь было немыслимо, и Петя, отмахиваясь от липнувшей к лицу паутины, полез в сырую прохладу лестницы, уходящей в неизвестность.

4

Ступеньки в неизвестность. — Сущности зеркальной комнаты

Проход был настолько узок, что взрослому человеку, наверное, пришлось бы продвигаться боком. Петя и сам едва помещался. Батарейки подсели, фонарик едва светил, идти приходилось почти на ощупь. Ступеньки были щербатые, а стены влажные и склизкие.

Петя попытался представить себе, в какой части дома может находиться этот потайной ход; ведь он жил на четвертом этаже, а под ним находились другие квартиры, лестничные марши и площадки. «Разве что, — подумал он, — ход может скрываться в толще самих стен…»

Однако, по мере того как он спускался, становилось понятно, что он уже находится гораздо ниже, чем может находиться основание и даже фундамент дома. Пете стало не по себе, и он уже был готов повернуть обратно, как внизу, за очередным поворотом лестницы, забрезжила тоненькая полоска света. Вот его рука нащупала дверь, которая податливо приоткрылась, и ему в глаза ударил яркий электрический свет.

За дверью сияла округлая комната, размеры которой было трудно определить, потому что ее стены, пол и потолок — все сплошь состояло из зеркал. Вверху искрилась огромная хрустальная люстра, какие бывают в театрах, а внизу располагался длинный, уставленный золотом и серебром стол.

За столом сидели, а лучше сказать располагались удивительные сущности — люди, животные, предметы и даже явления природы. Оставаясь пока незамеченным, Петя в изумлении принялся их разглядывать.

По левую руку от него, начиная от самого дальнего, за столом находились:

— завернутый в простыню бородатый древнегреческий гражданин. Петя почему-то сразу окрестил его «Сократом»;

— луч света, падающий сверху и временами принимающий едва уловимые человеческие очертания;

— запылившаяся пузатая бутылка коньяка;

— молоток с честными и решительными чертами лица;

— бравый мушкетер, которого Петя, не задумываясь, назвал «д'Артаньяном»;

— закутанная в черные одеяния монашка.

По правую сторону от стола располагались персоны тоже удивительные, но гораздо менее симпатичные.

Напротив «Сократа» восседал увешанный орденами, как рыбьей чешуей, грузный и бровастый чиновник, из головы которого торчали самые настоящие серые ослиные уши. «Генеральный секретарь» — мысленно обозвал его про себя Петя Огоньков.

На соседнем кресле ужасным клубком свернулось туловище змея. Его человеческая голова возвышалась над столом и была головой древнего монгольского воина. От злости змей шипел и подрагивал. Петя назвал это существо «Чингисханом».

За ним сидела напудренная дама с фальшивыми зубами и драгоценностями. Она была одета в несвежее бальное платье (что было понятно хотя бы потому, что вокруг нее роем летали блохи), на голове громоздился напудренный мукою парик. На ее лице в нескольких местах были наклеены шпанские мушки, означавшие кокетство и страстность, а грим был наложен таким толстым слоем, что отваливался кусками. Дама сильно потела и обмахивалась веером. Эту неряшливую даму Петя почему-то назвал Маркизой де Помпадур.

Еще ближе к Пете на кресло взгромоздилась самая настоящая сказочная русская печка с потрескивающими в топке дровами мягкой лежанкой наверху.

На следующем кресле стояло блюдо с дрожащим студнем. Этот студень не таял даже не смотря на столь горячее соседство; наверное потому, что от страха бросает не в жар, а в холод.

Последним в этом ряду был гусак. Он никого не слушал, ничего толком не говорил, но, чтобы привлечь к себе внимание, задирал клюв и перебивая всех, громко крякал.

В торце стола, спиной к Пете, совсем недалеко от него, сидел еще один, тринадцатый по счету субъект. Над спинкой кресла виднелась только его дурацкая шапка с бубенцами, и по этой шапке и по его скрипучему мультяшному голосу Петя узнал в нем карточного шута.

Сидящим за столом прислуживали не менее диковинно выглядевшие зверушки, ходившие на задних лапах и одетые на манер официантов.