Книга Знак Близнецов - Андрей Ливадный

Ему вдруг стало настолько тошно от собственных мыслей, что он едва не сплюнул.

«Неужели это все, ради чего я живу?..»

Последней каплей явилась повестка. Обязательная военная служба в войсках ООН. Почетное право и обязанность каждого гражданина, достигшего двадцатичетырехлетнего возраста, физически здорового и умственно полноценного.

В принципе он не имел ничего против службы, но Андрея «добила» воинская медицинская комиссия. Вот уж где он почувствовал себя уже не смазкой, а песчинкой, сдавленно скрипнувшей на зубах огромной машины.

«Подними ногу… Нет… Молчать… Делай, что тебе говорят!.. Некогда!.. Ты никогда не слышал внезапно возникающий из ниоткуда голос?.. Тебе снились странные сны?.. Как ты относишься к пошлым анекдотам?..

Именно тогда он с отвращением и растерянностью понял, что ЯВЛЯЕТСЯ ОДНИМ ИЗ НИХ!

Люди были нормальны, пока развивались. Теперь же все. Крышка. Полностью автоматизированные производства. Одинаковые моральные ценности. Все мыслимые виды задекларированных свобод, которые невозможно реализовать либо из-за неимоверной плотности населения и тотального падения уровня жизни, либо из-за надуманности и никчемности этих самых свобод…

Люди не предназначены для этого. Андрей всем своим существом чувствовал, что его судьба, как судьба миллиардов других, не знакомых ему людей, должна быть совершенно иной.

И он выбрал альтернативную службу, потому что выхода, по сути, не оставалось. Ему, в силу склада характера, было некуда выплеснуть накопленный и нерастраченный потенциал: невелика радость погибнуть в локальной войне среди ледяных спутников Юпитера; стать мещанином, битником или наркоманом он тоже не хотел.

Вот так спонтанный порыв, вызванный неудовлетворенностью, привел его сначала в класс космической навигации учебного центра ООН, а затем на «Кривич».

Теперь Вербицкий понимал: осуществляя выбор жизненного пути, он хотел получить чуть-чуть свободы, а не возможность подохнуть в неизведанных глубинах космоса… Или это была единственная, дарованная ему свобода?

А может это тот самый шанс почувствовать себя ЧЕЛОВЕКОМ?

Андрей отставил чашку с остывшим кофе, погасил сигарету и повернулся к навигационным панелям компьютера. Короткая передышка в работе лишь разбудила не нужные сейчас воспоминания. «Что толку анализировать свою прошлую жизнь?» – подумал он, вызывая на монитор список необходимых для работы программ. Вокруг по-прежнему царили тысячи близких солнц, и он был обязан отыскать ту самую иголку, о которой говорил Сергей…

* * *

Светлана и Виктор шли по коридору, соединяющему основные отсеки «Кривича» с отделяемой частью корабля, где как раз и находились криогенные залы, грузовые палубы и вспомогательные двигатели. Они непринужденно разговаривали. Витя изредка поглядывал на биолога, и она краем глаза ловила эти взгляды.

Колониальный транспорт «Кривич» являлся двухкомпонентной конструкцией и при взгляде со стороны походил на мифическое животное, охватившее лапами чудовищных размеров яйцо. Собственно, «Кривич», или «основной модуль», как он именовался в спецификациях, имел относительно небольшие размеры. Львиную долю его объема занимали двигатели, энергетические установки и масса приборов. Для людей тут оставался минимум места. Снизу к приплюснутому днищу основного модуля крепилась двухкилометровая бронированная сфера, покрытая тончайшей зеркальной пленкой. Это была транспортная часть колониального транспорта. От места их соединения вниз по поверхности «яйца», охватывая его, словно членистые лапы, тянулись двенадцать утолщений. Каждое из них оканчивалось ходовой секцией двигателей. Свободное от трубопроводов пространство в центральной части ходовых секций было отдано пяти разведывательным кораблям и другой планетарной технике.

Светлана и Виктор как раз преодолели переходной шлюз между основной и отделяемой частью «Кривича» и оказались внутри «яйца». Это придуманное на Земле сравнение было в некотором смысле символично, потому что половину внутреннего пространства сферы занимал разделенный на секции криогенный зал.

С тихим чавканьем пневмоуплотнителя люк всосался на место, и на мгновенье они оказались в кромешной тьме, в которой, как звезды, горели далекие искорки дежурных ламп.

В следующий момент сработала автоматика, и первая секция криогенных камер осветилась, на ближайшем мониторе появились какие-то данные, а по решетчатым стенам обозначились мигающие зеленым стрелки указателей направлений.

Центральный коридор зала, начинаясь под их ногами, уходил во мрак. Решетчатая, гулкая дорожка в никуда, огороженная низкими сварными перильцами. По обеим сторонам – бесконечные ряды камер низкотемпературного сна, в каждой из которых лежал колонист… Первое впечатление от этого зала у всех было практически одинаково – наспех сваренная усыпальница…

Триста тысяч человек плюс полное оборудование колонии – таков был груз «Кривича», о котором упоминал Галанин.

– Господи… – Светлана непроизвольно передернула плечами, выстукивая запрос на клавиатуре. – Я просто боюсь этого зала, – призналась она. – Тут чувствуешь себя, как в морге…

Виктор прошел несколько метров по гулкому решетчатому полу и с любопытством заглянул через колпак ближайшей камеры.

За толщей прозрачного пластика лежала женщина лет тридцати. Ее привлекательное лицо с заострившимися чертами выглядело белее снега. Путаница проводов, датчиков и шлангов, оплетавших пластиковое ложе, почти не скрывала форм обнаженного тела.

– Хладна, как труп, твоя краса… – продекламировал он, отступив назад.

– Твои? – спросила Светлана.

Берг кивнул. На земле его считали оригиналом. Стихи он писал сколько себя помнил, но в своем кругу он больше прославился формами декламации. Любимым занятием молодого поэта было в разгар веселья смахнуть все со стола и, взгромоздившись на него, под растерянными взглядами или же среди одобрительного гогота, влепить всем в лоб пару своих четверостиший…

– Люблю стихи, – сказала Светлана, закончив набор. – Некоторое время назад даже пыталась сочинять.

– Мой дед называл меня «дерьмовым футуристом», – ответил Берг, присев, чтобы прочесть фамилию и имя, выгравированные на постаменте криогенной камеры.

– А кто был он сам? – спросила Света, пытаясь определить нужное направление по светящимся стрелкам.

– Неокоммунист.

Она улыбнулась.

– Ты не похож на внука «борца за справедливость».

– Я анархист по убеждению.

– Даже так? – удивилась она. – А я, честно говоря, думала, что у тебя нет идейных убеждений.

Он усмехнулся, но ничего не ответил. Пусть думает что хочет. Ему нравилось оригинальничать и ощущать себя в центре внимания, где бы это ни происходило…

Светлана сверила полученный от командира список с показаниями монитора и сказала, взяв Виктора под руку: