Книга Пятнадцать часов - Митчел Сканлон

Быть может, он тогда и почувствовал, что сердце его разбито, — ведь прадед твой был добрым и отзывчивым, — но, мудрый не по годам, он знал, что Человечество не одиноко во Вселенной. Он знал, что, где бы мы ни были, Император всегда находится рядом с нами. Знал он также и то, что во всей Галактике без высшей воли Императора никогда и ничего не может произойти. И если Император пожелал, чтобы он покинул свою семью, свой мир и больше их уже никогда не увидел, значит — уверен был твой прадед — на то была какая-то неведомая ему, но очень важная причина. Он знал, что имеют в виду проповедники, когда говорят нам, что человеку не дано постичь замыслы Императора. Он знал, что это его святая обязанность — следовать по пути, который ему предначертан, пусть даже он сам и не понимал, куда эта дорога его ведет. И вот, целиком полагаясь на милость Императора, твой прадед оставил родной мир, чтобы искать свою судьбу среди звезд…

Надо сказать, что последовавшие за этим годы были для него крайне тяжелыми. Хоть он и не любил распространяться об этом, мне известно, что в бытность свою гвардейцем твой прадед повидал такие чудеса и ужасы, каких прежде не мог себе даже представить. Он видел миры, где миллиардам людей, живущим в условиях чудовищной скученности, приходилось, подобно муравьям, тесниться в гигантских башнях, куда не могли проникнуть ни свежий воздух, ни солнечные лучи. Он видел миры, круглый год скованные льдом, и миры безводных пустынь, которые никогда не знали ни снежных хлопьев, ни капель дождя. Он видел благословенных воинов священных Астартес — богоподобных гигантов в человеческом обличье, как он их сам называл, — и огромные, шагающие машины, настолько большие, что целый фермерский дом мог бы уместиться в каждом из оставляемых ими следов. Ужасов он повидал тоже с избытком — не только самых разнообразных и уродливых ксеносов, но также и существ, которые были в десятки раз хуже.

И все же, хоть он и шел навстречу тысяче и одной опасности, хоть он и был неоднократно ранен — порой, казалось, смертельно, — вера его в Императора всегда оставалась непоколебимой. Пять лет незаметно переросли в десять. Десять превратились в пятнадцать. Пятнадцать — в двадцать. Все эти годы твой прадед беспрекословно выполнял приказы, и ему даже в голову не приходила мысль пожаловаться или хоть раз запросить свое начальство о том, когда же ему будет дозволено уйти в отставку. Все так и продолжалось, пока наконец спустя почти тридцать лет с тех пор, как он был призван, его не направили на Джумаэль IV.

Конечно, мир этот тогда немного для него значил. Поначалу совсем немного. Ведь он успел повидать десятки разных планет, и по первому впечатлению на Джумаэле не было ничего, что могло бы выделить его из огромного числа других. Его полк только что победоносно завершил долгую кампанию, после чего их на целый месяц послали на Джумаэль, чтобы они отдыхали и приходили в себя, перед тем как снова отправиться на очередную войну. Но к тому времени боевого духа у твоего прадедушки осталось совсем немного. Да, конечно, он старался сохранить бравый вид, никогда ни на что не жаловался, но с каждым годом раны, полученные им в боях за тридцать лет, все настойчивее напоминали о себе. Хуже всего было с легкими — они так до конца и не восстановились, после того как он наглотался отравляющих газов на Торпе III. И все же он и там до конца выполнил свой долг! Всю свою жизнь он посвятил служению Императору и был уверен, что лишь от Его воли зависит, останется он в живых или погибнет.

И вот однажды, когда уже близилось время покидать Джумаэль, полк облетела весть о чем-то прежде неслыханном. Вскоре должны были отмечаться День Императора и одновременно с этим тридцатилетняя годовщина формирования их боевого соединения. В честь такого праздника командование издало приказ по полку о проведении всеобщей лотереи, в результате которой любому, кому выпал счастливый билет, разрешалось демобилизоваться и остаться на планете, в то время как его товарищи должны будут навсегда покинуть Джумаэль. Выигрыш в такой лотерее для кого-то одного из многих тысяч ее участников вполне мог оказаться вопросом жизни и смерти. Когда день ее проведения наконец настал, среди гвардейцев будто прошла волна какого-то особенного благочестия, поскольку каждый в полку втайне горячо молился Императору, чтобы стать тем единственным, кому выпадет жребий. Каждый, не считая твоего прадедушки! Потому что, хоть он и молился Императору каждое утро и каждый вечер, просить что-нибудь для себя лично было не в его правилах.

— И прадедушка выиграл в этой лотерее? — нетерпеливо спросил Ларн, у которого от волнения перехватило дыхание, так что он был уже не в силах сохранять хладнокровие. — Он выиграл, и это объясняет, почему он поселился на Джумаэле!

— Нет, Арви, — снисходительно улыбнулся отец, — выиграл другой. Из того же отделения, что и твой прадед, они прошли плечом к плечу все эти тридцать лет сражений. Хоть этот человек и мог просто взять свой счастливый билет и уйти, он этого не сделал. Вместо этого он посмотрел на изможденное лицо твоего прадеда, у которого, как все знали, так и не зажили легкие, и протянул ему свой билет. Ты понимаешь, он решил, что твоему прадедушке уйти со службы намного нужнее, чем ему самому! И так твой прадед поселился на Джумаэле Четыре — все благодаря доброте и самопожертвованию своего товарища по оружию! Хотя даже по прошествии множества лет твой прадед всегда утверждал, что в этой истории есть нечто большее. Он любил говорить, что порой руку Императора можно увидеть даже в самых незначительных событиях и что это не кто иной, как сам Император, с помощью другого человека, решил спасти ему жизнь. В конце концов, это ведь было чудо. Пусть тихое, незаметное для других, но тем не менее чудо!

Сказав это, отец снова умолк. Глядя на него, Ларн заметил, как первые бусинки слез заблестели в уголках отцовских глаз. Затем, после некоторой паузы, отец заговорил снова, и в каждом произнесенном им слове теперь слышалось едва сдерживаемое горькое чувство.

— Понимаешь теперь, Арви, почему я подумал, что тебе стоит услышать эту историю? — спросил он. — Завтра ты, точно так же, как прежде твой прадед, должен будешь оставить свой дом и родных, чтобы никогда уже больше сюда не вернуться. И вот, ясно сознавая, что впереди у тебя, прежде чем ты уйдешь со службы, будет, возможно, несколько очень тяжелых лет, я хотел бы, чтобы ты услышал историю твоего прадеда — рассказ о том, как ему все же удалось выжить. Я бы хотел, чтобы ты пронес с собой по жизни это предание. С тем чтобы ты знал: какими бы мрачными или даже безнадежными ни показались тебе твои обстоятельства, Император никогда тебя не покинет. Доверься Императору, Арви! Иногда это единственное, что мы можем сделать… Доверься Императору, мой мальчик, и все у тебя будет хорошо!

Не в силах больше сдерживать подступающие слезы, отец отвернулся, чтобы сын не мог видеть его рыданий. Те несколько неловких мгновений, когда отец плакал, скрывая в тени лицо, Ларн тщетно пытался найти слова, которые помогли бы тому совладать с отчаянием от тяжелой утраты. Наконец поняв, что в данной ситуации лучше сказать хоть что-то, чем не говорить вовсе, он все же решился нарушить молчание.

— Я запомню это, па, — произнес он запинаясь и продолжил, с трудом подбирая слова: — Я не забуду ни одного слова. Как ты и сказал, я пронесу это предание через всю жизнь и не забуду никогда, как бы трудно мне ни пришлось. И я тебе обещаю: я буду делать все, как ты мне сказал… Я доверюсь Императору, па! Так, как ты мне сказал… Я обещаю! И я хочу пообещать тебе кое-что еще… Я… Я обещаю, что тебе не нужно будет волноваться о том, справлюсь ли я, не подведу ли я своих товарищей, когда окажусь на войне. Что бы ни случилось, свой долг я всегда сумею исполнить!