Книга Студентка, комсомолка, спортсменка - Сергей Арсеньев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я отвлекся. Так вот, возвращаюсь к вопросу о том, как сильно повезло со мной моим родителям. Судите сами. Я был идеальным ребенком. Ведь я на собственном опыте знал, как это неприятно, когда малыш ведет себя плохо с точки зрения взрослых. И я знал, что именно взрослые понимают под словами «ведет себя плохо».
Я перестал пудить в штаны в возрасте семи месяцев, когда впервые сумел проснуться ночью от ощущения переполненного мочевого пузыря. Операции под названием «приучать к горшку» моя мама не проводила вовсе. Ведь я прекрасно и без нее знал, что такое горшок и для чего он нужен. И когда моя мама беседовала с другими молодыми мамами, она искренне удивлялась их трудностям. Она на полном серьезе считала, что ребенок на уровне инстинкта знает, как нужно пользоваться ночным горшком.
С моей кормежкой у родителей тоже не было ни малейших проблем. Я всегда ел то, что мне давали. Каким бы мерзким на вкус мне это ни казалось. Я же знал, что откровенной отравы мне не подсунут. И еще я знал, что в подавляющем большинстве случаев родители все равно заставят ребенка съесть то, что они ему сварили. Только есть все это придется с ревом и остывшее. Так что лучше съесть теплым, вкус хоть немного не такой мерзкий будет.
И есть самостоятельно я начал в возрасте десяти месяцев. С тех пор, как смог уверенно держать в руке ложку. Мама опять-таки сильно удивлялась другим детям. Как это: ребенку у вас почти два года, а его приходится кормить? Почему вы не даете ему есть самому? Она считала, что стоит перед ребенком поставить тарелку с не слишком гадкой едой и дать относительно чистую ложку, как ребенок тут же примется кушать. Ну, так ведь весь ее личный опыт об этом и говорил.
Вещи я тоже не портил. Никогда ничего не рвал (кроме газет) и не ломал. Разве что случайно. И никогда ничего не просил. Со мной вполне спокойно можно было зайти в игрушечный магазин. На полки с игрушками я взирал совершенно безразлично. Впрочем, в игрушечные магазины меня перестали водить очень быстро. Родители поняли, что игрушки меня не интересуют.
Правда, мое полное безразличие к игрушкам родителей несколько удивляло. Они еще помнили свое собственное детство и знали, что игрушки для ребенка – предмет первой необходимости. Их детство пришлось на войну, игрушек у них было мало, и они ими сильно дорожили. И то, что любые игрушки мне до лампочки, моих родителей несколько обескураживало.
Как бы то ни было, но родители смирились с тем, что ни куклы, ни солдатики, ни формочки мне не нужны. И уже на мой второй день рождения и по совместительству Новый год они не подарили мне ни одной игрушки. Только полезные вещи. Одежду и карандаши.
А вот карандашам я обрадовался. Все-таки пальцы пока слушаются плохо, их нужно развивать. Нужно учиться писать. Понятно, что сразу начать писать буквы я не мог, это выглядело бы странно. Но вот рисовать я стал очень много. Время у меня было – ведь я не тратил его на возню с куклами или машинками. И я сидел в своей комнате и рисовал.
Да, у меня же есть теперь своя комната! Совсем забыл рассказать об этом. Нам дали новую квартиру на третьем этаже свежепостроенной хрущевки. Я думал, родители сделают спальню и гостиную, и я буду спать в гостиной. Оказалось, наоборот. Они сделали детскую и гостиную. И сами стали спать в гостиной. И это явилось для меня большим облегчением. Теперь меня больше не напрягает их ночная борьба в постели. Нет, все-таки не только родителям повезло со мной. Мне тоже повезло с новыми родителями. И я их люблю…
– И все-таки я считаю, что не следует оставлять ребенка сразу на целый день.
– Да говорю же я вам, Наташенька – девочка очень спокойная и послушная. Сама кушает то, что дадут. Никогда не капризничает. Сама умеет одеваться. Сама ходит в туалет. Она только платье на спине сама застегнуть не может.
– Дети всегда переживают, когда их впервые оставляют в садике. Обязательно нужно дать время на адаптацию. А вы хотите вот так вот сразу, в первый же день, оставить ребенка с утра до самого вечера.
– Я уверена, что Наташе времени на адаптацию не понадобится. Только прошу вас ни в коем случае не отбирать у нее ее газеты.
– Она что, читать умеет?! И читает газеты?
– Ну что вы! Не умеет она читать. Играет она так.
– Очень странная игра. Никогда не видела, чтобы дети играли в газету.
– А Наташа играет. Ну все, я побежала, а то на завод опоздаю. Наташенька, доченька, пока в садике с тетей побудешь, как мы с тобой договорились вчера, хорошо? В окошко маме помашешь?
– Да.
– Вот и молодец! Все, до вечера! Не шали и слушайся тетю!
Мама поцеловала меня и выскочила за дверь. Чтобы не огорчать ее, я подошел к окну и дисциплинированно помахал ей рукой. Вот и все. Я теперь самый настоящий детсадовец. Можно сказать, я сделал первый шаг в своей карьере. Первый шаг по моему Плану.
Да, теперь у меня есть План. Не просто план, а План. План на всю мою жизнь. Я знаю, что будет тяжело. Но я единственный человек в мире, который знает о приближающейся Катастрофе. И я обязан хотя бы попытаться что-нибудь предпринять.
Сзади подошла воспитательница, приглашает меня пойти посмотреть рыбок в аквариуме. На рыбок мне, конечно, глубоко плевать, но я все равно иду смотреть их. Зачем обижать женщину? Опять же, если я не пойду смотреть рыбок, она может придумать что-нибудь еще. Например, отправит меня играть в куклы. По мне, так лучше уж рыбки…
День шел за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем. Закончилось лето, потянулась унылая осень. Я стою у окна в нашей группе и грустно смотрю сквозь оконное стекло на моросящий за окном ноябрьский дождик. Скучно. Опять мы сегодня не пойдем гулять. Газету я всю уже прочитал, и делать мне совершенно нечего. Мама придет за мной только часа через два.
Другие дети играют, но я к ним не иду. Что я там буду делать? Катать машинки и кормить из игрушечной посуды кукол мне совсем не интересно. Меня тут вообще вроде как чуть ли не за психа держат. Очень уж сильно я отличаюсь от других детей.
Но воспитатели в целом моим поведением вполне довольны. Меня не приходится кормить, я всегда сам съедаю все до конца. Причем, как правило, делаю это первым из группы. Когда пора ложиться спать, я сам раздеваюсь, а когда пора вставать – сам одеваюсь. Никогда ни с кем не дерусь и всегда сразу слушаюсь старших. В общем, чудо, а не ребенок. Мечта воспитательницы. Правда, с некоторыми странностями.
Я никогда и ни с кем ни во что не играю. Пока мы в помещении, я читаю свежую газету. Когда мы выходим на прогулку, то я начинаю бегать. Угу, бегать. Просто бегать. Кругами. Моему детскому телу это необходимо. Ему нужно развиваться. Это я понимаю. Бегать скучно, но нужно. А потому я заставляю себя.
Бегаю я по периметру площадки для прогулки нашей группы. Я никогда не выбегаю за ее границу и не пытаюсь спрятаться от воспитательницы. Понимаю, что женщина на работе и должна следить за нами. Зачем усложнять ей жизнь? Когда я устаю бегать, то начинаю заниматься другими физическими упражнениями. Пытаюсь подтянуться на перекладине лесенки или отжимаюсь от земли. Подтянуться пока не получается ни разу, но отжаться я могу уже трижды.