Книга Носители совести - Сергей Чекмаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Там все… за рестораном…
За «Нептуном» располагался небольшой пустырь, отделяющий шумный проспект от линейки унылых блочных новостроек. Ближе к домам красовалось несколько детских площадок, огороженных хлипким забором: песочница, ржавые качели и пара деревянных скамеек. Места для игр ребятне явно не хватало – потрескавшийся асфальт пустыря был весь исчерчен мелками. Здесь были и привычные «классики» в современном варианте «матрица», и просто детские рисунки, и сакральное: «Камилка – дура».
Сейчас старые меловые линии заливала кровь, а невозмутимый эксперт-криминалист рисовал свою картинку: обводил контуры тел погибших. Едва он заканчивал, как следовавшие за ним по пятам мрачные парни в форме медслужбы неспешно упаковывали тела в мешки и оттаскивали в труповозку. За открытой дверью микроавтобуса с красным крестом виднелось уже не меньше полудюжины пластиковых мешков. То и дело клацал затвор фотоаппарата.
Декорации маленькой балтийской войны производили впечатление – распростертые тела в лужах крови, угловатые меловые контуры, тут и там попадались обведенные кружком гильзы. На выезде с пустыря, вцепившись мощными колесами в асфальт, стояло несколько угольно-черных джипов. Насколько Арсений мог видеть, у трех из них в бортах и дверях красовались пулевые пробоины, разбитые выстрелами лобовые стекла осыпались стальной крошкой, припорошив капот, пустующие передние кресла и мертвых водителей.
До Арсения донесся обрывок разговора:
– Смотри – сплошные «нексусы». Знаешь, как их в Управлении называют?
– Как?
– БМП. Боевая машина пехоты, на них братва на стрелки выезжает…
Арсений подошел к группе оживленно переговаривающихся полицейских. Судя по лейтенантским нашивкам, начальник группы должен быть среди них.
– Добрый день. Арсений Догай, следователь прокуратуры. Могу я видеть старшего группы?
Приземистый, грубоватого вида старший лейтенант смерил его взглядом, представился:
– Старший оперуполномоченный Роман Вебер.
Протянутую руку полицейский пожал несколько неохотно, но без видимого вызова. Как и любой другой опер, прокуратуру Вебер явно не жаловал.
– Когда поступил сигнал? – спросил Арсений, достав блокнот. Конечно, завтра утром у него будет и протокол осмотра места происшествия, и полный отчет, но кое-какие подробности он решил выяснить прямо сейчас, чтобы было над чем подумать на досуге.
Опер усмехнулся:
– Сигал был далеко не один. Начиная с двенадцати сорока, по-моему, каждый окрестный житель к нам позвонил, не поленился. Девчонки из ресторана говорят, что стрельба была бешеная. Как на войне. Наряд через пятнадцать минут приехал… но все уже затихло. Моя группа была на месте около двух. С тех пор здесь и топчемся.
– Наверное, не стоит спрашивать нашли ли что-нибудь приметное. Здесь, – Арсений оглянулся, – все приметное.
– Да уж. – Вебер снова усмехнулся, сунул в рот ломкую дешевую сигарету, затянулся. – Шесть машин продырявили, оружия – на полроты хватит, одиннадцать трупов. Один, правда, живой остался, минут двадцать, как на скорой увезли.
– Он сказал что-нибудь?
– Он много чего сказал, осталось только выяснить – наврал или нет. Завтра вместе со всеми бумагами перешлем его показания.
– И все же… Ничего в его показаниях вас не насторожило? Согласитесь, Роман, дело нам с вами досталось нелегкое.
– Почему же, – старлей в упор прищурился на Арсения, словно стараясь его переубедить. – Все просто, как день. Тех, что справа были, – он кивнул на три дальних джипа, – мы знаем, местная группа, так называемые «крестовские», вторые, похоже, пришлые, вот и подранок о том же рассказал. Хотели территорию поделить, не договорились, вот и повоевали. Почти все трупы. Протокол, опись. Виновные в морге, дело закрыто. Или у прокуратуры другое мнение?
Вебер больше не улыбался. Он смотрел почти враждебно, и Арсений его понимал. Зачем и так по горло заваленному делами оперу еще и это побоище? Глухарь, не глухарь, внеше вроде бы действительно все ясно, но побегать придется. Не лучше ли сразу наметить дело в архив «за отсутствием подозреваемых»?
– Господин старший лейтенант! Господин старший лейтенант! Можно вас на минуточку!
Между пустырем и стеной ресторана «Нептун» тянулась небольшая аллейка. Среди чахлых, но, тем не менее, заботливо подстриженных и побеленных известью тополей стояло несколько полицейских. Один присел на колено перед бесформенной темной массой, другой призывно махал рукой Веберу:
– Господин старший лейтенант! Сюда!
– Извините, я на минутку, – с заметным облегчением сказал опер. Общение с прокурором его тяготило – не успел приехать, столичная шишка, как тут же начал во все лезть. Не его это дело.
– Если позволите, – не без иронии сказал Арсений, – я с вами.
Вебер пожал плечами.
– Пойдемте.
Развернулся и пошел в сторону аллеи.
Шагов за тридцать Арсений понял, что дело нечисто. Полицейские несколько подавлено молчали, лишь изредка перебрасываясь короткими фразами. Перед Вебером они расступились, кто-то сказал:
– Вот, господин старший лейтенант, смотрите…
Неловко поджав под себя руку, на серой комковатой земле лежал старик. С первого взгляда было ясно, что он мертв, – на старой вытянутой водолазке, украшенной какой-то эмблемой, расплывалось красное пятно. Точно под эмблемой прорванная ткань задубела под коркой запекшейся крови.
– Документы есть? – отрывисто спросил Вебер. Арсению на минуту показалось, что он сейчас выругается.
– Есть, – кивнул один из полицейских. – Вот, смотрите.
Старлей пролистал тощую красную книжечку, не глядя протянул Арсению.
«Пенсионная книжка. Выдана на имя Круковского Богдана Владиленовича», – прочитал он.
На обычного братка пенсионер не тянул. Никак. Одет просто, даже можно сказать бедно, и вид… совсем не цветущий.
«Не дай бог, какой-нибудь вор в законе. Имперский гость. Тогда Каин с этого дела не слезет».
– Вы все еще думаете, Роман, что дело можно просто так сдать в архив?
Осмотр завершился только к семи вечера, и в прокуратуру Арсений решил не возвращаться. От Балтийска до столицы минимум часа полтора езды, а по вечерним пробкам – и все два. Лучше уж домой. Тем более что всю бумажную лавину – протокол осмотра, рапорт дежурного, отчеты – доставят только к двенадцати, вместе с утренней курьерской почтой.
Так что подождет дело до завтра, никуда не денется.
На короткое мгновение Арсений почувствовал укол совести. Сейчас он, весь из себя вальяжная столичная штучка, суровый прокурор, рванет домой в объятья кондиционированной прохлады, а взмокший полицейский опер еще часа три проторчит на месте происшествия, а потом поедет не к жене и сыну, а в отделение, где до ночи будет строчить отчеты.