Книга Спящий город - Олег Таругин

Капитан 21-й бронетанковой дивизии панцерваффе Африканского экспедиционного корпуса Ольгерт Зельц со вздохом опустил бинокль и облизнул иссушенные, потрескавшиеся от немилосердной жары губы… Песок, песок, один песок кругом… Однообразные, похожие друг на друга как две капли воды (капитан болезненно поморщился — мысли о воде, похоже, становились навязчивыми) барханы, выбеленное немыслимым жаром небо и солнце… Огромное, затягивающее, медленно убивающее все живое солнце. И еще постоянное желание пить. Пятый день в пути (или седьмой? — Зельц испуганно припомнил количество ночных остановок — представления о времени в этой бескрайней пустыне были весьма расплывчатыми, такими же нереальными, как постоянное горячее марево над вершинами барханов, — не хватало еще потерять счет дням!), короткие дневные (не выдерживали, закипая, радиаторы) и более длинные ночные переходы, мерное, усыпляющее покачивание нагретой брони, убаюкивающий привычный гул танкового двигателя и надоевший хуже горькой редьки песок…

Опаленное пустынным зноем сознание отказывалось верить в реальность происходящего — куда они едут? Зачем? Какой смысл во всей этой авантюре? За пять прошедших дней их небольшая колонна углубилась в пустыню почти на четыре с половиной сотни километров, оставив позади все мало-мальски обитаемые районы, а конца этому безумному единоборству с раскаленным песком, похоже, не видно конца…

Мысленно плюнув на им же самим установленную норму потребления воды, Зельц достал флягу и сделал несколько жадных, но экономных глотков. Оглянулся, привычно окинув взглядом весь вверенный ему маленький караван: два трехосных полноприводных грузовика, бронетранспортер, заправщик, два штабных тентованных вездехода (двухосный "хорьх" и трехосный "мерседес") и замыкающий колонну танк. Все как обычно — мерный гул перегретых движков, шорох ложащегося под гусеницы и колеса песка да жаркое марево горячего воздуха, делающее силуэты боевых машин нереально расплывчатыми, колышущимися в такт неспешному, на малых оборотах, движению…

Капитан снова вздохнул и, поудобнее усевшись на башне, припомнил, как все началось (делать больше все равно было нечего, а о том, чтобы спуститься в башню, не могло быть и речи — одна мысль о душном полумраке стиснутого броней пространства вызывала отвращение)…

* * *

Честно говоря, Зельц понял, что вскоре произойдет нечто нехорошее, еще в тот момент, когда увидел садившийся на их полевой аэродром военно-транспортный "пятьдесят второй"[4]с непривычной для этих краев надписью на мелкогофрированном боку "БЕРЛИНЕН МИЛИТАРЕН ШТАДТТ". А завидев спускающихся по трапу высоких армейских чинов в сопровождении неприметных людей в строгих костюмах, от которых, что называется, за версту несло то ли разведкой, то ли тайной полицией, окончательно утвердился в своих мрачных предчувствиях. Дело было вовсе не в том, что Зельц, как и любой другой фронтовой до мозга костей офицер, не слишком почитал штабных коллег, а в том, что несколько проведенных на передовой лет научили его безошибочно предчувствовать любые изменения и так не слишком стабильного боевого быта. Кроме того, капитан прекрасно знал — если бы речь шла о передислокации или готовящемся наступлении, ни одного из берлинских чинов здесь бы и близко не оказалось. А значит, речь пойдет о чем-то секретном, им, простым смертным полевым офицерам, непонятном, да в общем-то и абсолютно ненужном.

Так и оказалось — не прошло и часа, как его и еще нескольких младших офицеров вызвал к себе командир дивизии полковник Людвиг фон Кюфель. Ничего конкретно не объясняя и стараясь не смотреть на сидящего с каменно-безразличным лицом за его столом типичного секретчика в гражданском, он распорядился, чтобы Зельц лично отобрал два танка третьей и четвертой серии с наименее израсходованным моторесурсом и получил на складе двойной боекомплект.

Как капитан узнал, выйдя из штабной палатки, подобный приказ, только касающийся автотехники, горючего и провианта, получил и его знакомый из второго батальона обер-лейтенант Фридрих Шульц…

Слегка забегавшись при выполнении полученного не слишком понятного приказа, Зельц не заметил, как на утрамбованное поле приземлился второй транспортник, из дюралевого чрева которого солдаты спешно сгрузили какие-то ящики и контейнеры, тут же надежно укрытые от посторонних глаз брезентом и масксетью "пустыня-42"…

Самые мрачные предчувствия капитана начинали сбываться, ибо нет ничего хуже, чем участие в любой секретной операции…

К вечеру командир дивизии вновь собрал в штабе подчиненных и вкратце ознакомил их (так ничего толком и не разъяснив) с деталями предстоящей операции. Оказалось, что капитану Зельцу предстоит перейти под непосредственное руководство прибывшего из Берлина начальства и обеспечить осуществление некой экспедиции. Для выполнения данного задания капитану придавалась рота солдат и несколько единиц техники, в том числе оба выбранных им танка вместе с экипажами (в качестве боевого прикрытия колонны, надо полагать). Один из грузовиков загрузили доставленными самолетом секретными контейнерами, о содержимом коих капитан мог только догадываться (к слову, что было в ящиках, он так и не узнал — впрочем, об этом далее), в другую машину, равно как и в полугусеничный "Ганомаг", погрузились солдаты, рассевшись на ящиках с боеприпасами и запасами сухих пайков. Прибывшие из Берлина чины — полковник, два генерала, три профессора археологии из столичного университета и четыре уже вскользь помянутых недобрым капитанским словом секретных агента — с трудом, но все же разместились в штабных машинах. Секретчики поначалу хотели ненавязчиво разместиться по человеку на каждую единицу транспорта — в том числе и на зельцевский командирский танк! Однако удалось этого избежать. Зельц объяснил, что в случае нападения противника на колонну — в сотнях километров от линии фронта! — ему будет проще обеспечить должную защиту, если все охраняемые объекты окажутся в одном месте.

Разместив вверенный ему контингент и лично проверив, все ли припасы погружены (в грузовик с таинственными контейнерами его вежливо не пустили), капитан забрался на башню своей "троечки[5]", мрачно вздохнул и, будто ныряющий в ледяную воду пловец, дважды рубанул сжатой в кулак рукой, отдавая приказ запустить двигатели…

Тоскливая неизвестность последних перед выступлением часов не сменилась привычной бесшабашностью действия — начало движения лишь укрепило Зельца в его мрачных предчувствиях. Спустившись в боевое отделение, он вытащил из полевой сумки плоскую фляжку и, показав кулак удивленному заряжающему, сделал пару приличных глотков… Хотя, конечно, это и было против его правил…