Книга Без надежды - Колин Гувер

– Садись. Нам надо заключить союз.

Я не сажусь. Некоторое время обдумываю ситуацию. Я понятия не имею, кто этот паренек, но он ведет себя так, словно ждал меня. Не стоит игнорировать и то, что он назвал меня блудницей. И, судя по всему, купил мне… обед? Пытаясь разгадать его замысел, я искоса смотрю на него, но тут замечаю на стуле рядом с ним рюкзак.

– Любишь читать? – спрашиваю я, указывая на книгу, уголок которой торчит из рюкзака. Это не учебник, а обычная книга. То, что я считала потерянным для нынешнего поколения фанатиков Интернета. Протянув руку, я вытаскиваю ее и сажусь напротив. – Какой жанр? Только не говори, пожалуйста, что это научная фантастика.

Он откидывается на стуле и ухмыляется с видом, будто что-то выиграл. Черт, может, оно и так. Я ведь сижу перед ним.

– Разве жанр имеет значение, если книга интересная? – говорит он.

Я листаю страницы, пытаясь понять, роман это или нет. Я большая любительница романов, как и мой собеседник, судя по виду.

– А эта? – листая книгу, спрашиваю я. – Интересная?

– Да. Возьми себе. Я как раз дочитал на лабораторной.

Я поднимаю на него взгляд и замечаю, что он по-прежнему сияет от сознания своей победы. Я засовываю книгу к себе рюкзак и смотрю, что у меня на подносе. Прежде всего, проверяю дату на пакете с молоком. Свежее.

– А вдруг я вегетарианка? – спрашиваю я, глядя на куриную грудку с салатом.

– Тогда ешь гарнир.

Я беру вилку, нанизываю на нее кусок и подношу ко рту.

– Ну, тебе повезло, потому что я не вегетарианка.

Он с улыбкой берет вилку и начинает есть.

– Против кого мы заключаем союз?

Мне любопытно знать, почему выбрали именно меня.

Он оглядывается по сторонам и, подняв руку, размахивает ею туда-сюда:

– Придурки. Качки. Фанаты. Потаскушки. – Он опускает руку, и я замечаю, что ногти у него выкрашены в черный цвет. Увидев, что я смотрю, он кривит губы. – Черный лучше отражает мое нынешнее настроение. Если поддержишь меня, переключусь на что-нибудь более жизнерадостное. Возможно, желтый.

– Ненавижу желтый, – качаю я головой. – Пусть будет черный – как твоя душа.

Он смеется. Его искренний смех вызывает у меня улыбку. Мне нравится… этот паренек. Но я даже не знаю имени.

– Как тебя зовут? – спрашиваю я.

– Брекин. А тебя Скай. По крайней мере, так я считаю. Пожалуй, надо бы убедиться, прежде чем познакомить тебя с деталями моего коварного садистского плана захвата школы нашим союзом.

– Я действительно Скай. А тебе не о чем беспокоиться, поскольку пока ты не раскрыл никаких деталей своего коварного плана. Интересно, однако, откуда ты меня знаешь. Я знакома с четырьмя или пятью ребятами из этой школы и с каждым из них встречалась. Ты не из их числа, так в чем же дело?

На долю секунды я замечаю в его глазах проблеск сожаления. Повезло же ему, что это был только проблеск.

Брекин пожимает плечами:

– Я здесь новичок. Если ты еще не поняла по моему безукоризненному чувству стиля, могу признаться, что я… – Он наклоняется вперед и прикрывает рот ладонью. – Мормон, – шепчет он.

Я смеюсь:

– А я решила, ты скажешь: «Гей».

– И это тоже, – говорит он, взмахивая кистью. Затем складывает руки под подбородком и подается ко мне. – Серьезно, Скай. Сегодня я заметил тебя в классе и понял, что ты тоже новенькая. А когда увидел, как перед четвертым уроком из твоего шкафчика выпали эти деньги, а ты и бровью не повела, понял, что мы с тобой заодно. Вот и подумал: если мы объединимся, то сможем в этом году предупредить по меньшей мере два подростковых самоубийства. Ну, что скажешь? Хочешь быть моим лучшим другом на всем белом свете?

Я смеюсь. Как не посмеяться?

– Конечно. Но если твоя книга – отстой, придется сделать переоценку дружбы.

Понедельник, 27 августа 2012 года

15 часов 55 минут

Так получилось, что Брекин стал для меня Божьей милостью… и он действительно мормон. У нас много общего, и многое нас отличает, что делает его еще симпатичнее. Он тоже был усыновлен, но поддерживает тесные отношения с семьей настоящих родителей. У Брекина есть два брата – не приемные и не геи, – поэтому неродные родители объясняют его гомосексуальные наклонности происхождением из другой семьи. Он говорит, они надеются, что, если усердно молиться, все это постепенно пройдет к окончанию школы, но сам он уверен, что оно, напротив, расцветет пышным цветом.

Он мечтает стать знаменитой бродвейской звездой, но признается, что у него нет способностей к пению или актерской игре, а потому придется отказаться от этой мечты и поступить в коммерческий колледж. Я рассказала ему, что хочу изучать литературное мастерство и заниматься только тем, что сидеть в штанах для йоги, писать книги и есть мороженое. Он спросил, в каком жанре я собираюсь работать, и я ответила:

– Неважно, было бы хорошо написано, верно?

Думаю, это замечание решило нашу судьбу.

Сейчас я иду домой, размышляя, написать ли Сикс об удивительных событиях первого дня или пойти в магазин за дозой кофеина, необходимой мне перед ежедневной пробежкой.

Побеждает кофеин, несмотря на то что моя любовь к Сикс немного перевешивает.

Мое минимальное участие в ведении семейного хозяйства заключается в еженедельной закупке продуктов. Благодаря нешаблонному веганскому подходу Карен к питанию, вся еда в нашем доме без сахара, без углеводов и без вкуса, поэтому я предпочитаю отовариваться сама. Хватаю упаковку из шести бутылок содовой и самый большой пакет сникерсов, бросаю в тележку. У меня в спальне есть замечательный тайник для припасов. Большинство подростков припрятывают сигареты и травку, а я – сласти.

Дойдя до кассы, я узнаю девушку, пробивающую чек. Она была со мной на втором уроке английского. Я уверена, что ее зовут Шейна, но на беджике значится Шейла. В Шейне / Шейле есть все, о чем можно мечтать. Высокая и загорелая соблазнительная блондинка. В хорошие дни я тоже ничего себе. Можно было бы постричь мои прямые каштановые волосы или даже сделать мелирование. Но волос у меня целая копна, и будет не так-то легко содержать их в порядке. Они спадают с плеч дюймов на шесть, но из-за жары и влажности я обычно убираю их наверх.

– У нас естествознание? – спрашивает Шейна / Шейла.

– Английский, – поправляю я.

Она бросает на меня снисходительный взгляд.

– А я и говорила по-английски, – обиженно произносит она. – Я спросила: «У нас естествознание?»

Боже правый! Может, такой блондинкой мне быть вовсе не хочется.

– Нет, – отвечаю. – Я имела в виду, что у нас с тобой общий английский, а не естествознание.