Книга Дружина особого назначения. Книга 3. Засечная черта - Иван Алексеев

Десяток Разика был накрыт мощным прицельным огнем. Залп следовал за залпом, лешие палили в ответ и несли потери, поскольку под градом пуль невозможно было безнаказанно поднять ни голову, ни руку. От их огня падали стрельцы, но на место упавших в шеренгах тут же вставали другие, подходившие сзади, по-видимому подгоняемые угрозами и саблями опричников, привычно прятавшихся за чужими спинами.

Передние шеренги уже вошли в реку и брели по колено в воде. Заслон, который практически выполнил свою задачу, был обречен. Один дружинник лежал неподвижно за невысоким, наспех сделанным бруствером, будто мирно спал, обняв мушкет, как в детстве обнимал любимую игрушку. Серо-зеленый берет свалился с его русой головы, и на светлых волосах запеклись темной кровью сразу два входных пулевых отверстия. Еще трое бойцов получили тяжелые ранения. На легкие раны, имевшиеся практически у всех, попросту не обращали внимания. У самого Разика была прострелена левая кисть и правое плечо. Превозмогая боль, десятник бросил быстрый взгляд на солнце, уже наполовину закатившееся за вершины деревьев, и скомандовал:

— Готовимся к отходу! Даем последний залп и сразу в лес! Выносим раненых и убитого. Михась, прикроешь отход, тебе оставим все гранаты и пистоли. Продержись минут десять, брат! И беги, Михась, беги! Уводи их от нас, ты сможешь!

Дым от мушкетного залпа на пару секунд скрыл дружинников от взоров нападавших, позволил им совершить быстрый рывок в спасительный лес и укрыться за стволами деревьев. Разик, которому наспех перевязали раны, бежал что есть сил и слышал, казалось, лишь свое хриплое надрывное дыхание. Но глухие раскатистые взрывы бомб, прогремевшие через две-три минуты, конечно же, отчетливо донеслись до его слуха. Затем еще через пару минут он различил характерные сухие хлопки пистолей...

Дверь рухнула, и толпа вооруженных людей ворвалась в холл. Разик ощутил прилив дикой ненависти и злобы, ему почему-то представилось, что это те же опричники, нагло уверенные в своей силе и безнаказанности, которые убили Михася и теперь домогаются его невесты. Тремя ударами сбоку и со спины он заколол троих, прежде чем остальные заметили его и развернулись навстречу. Разик стремительно двинулся вдоль стены овального холла, прикрывая спину и как бы убегая от численно превосходящего неприятеля. Как он и рассчитывал, некоторые из нападавших, находившиеся сзади и сбоку остальных, инстинктивно дернулись ему наперерез, и непосредственно против него осталось всего четверо или пятеро. Неожиданно резко остановившись, дружинник круговым движением сабли отрубил кисть ближайшему противнику, одновременно отбил направленные на него клинки и тут же, используя контрподкрутку взведенной, как пружина, руки, нанес неожиданный рубящий удар снизу вверх. Рухнул на мраморные плиты холла еще один противник, а Разик прыгнул вперед, в брешь, образовавшуюся в шеренге нападавших, и, приземляясь, почти не глядя, рубанул саблей за спину наотмашь. Даже сквозь громкие яростные вопли растерянных врагов было отчетливо слышно, как глухо ударилась об пол отрубленная голова.

Разик кинулся было вверх по лестнице, но, взбежав всего на несколько ступенек, неожиданно перепрыгнул через перила и вновь зашел во фланг и тыл нападавшим, пораженным и обескураженным таким ходом схватки и лишь мешавшим друг другу. Легкий, изящно изогнутый черненый дамасский клинок казацкой сабли дружинника, выписывая замысловатые петли, разил беспощадно и наверняка. Через две минуты все было кончено.

— Получите, гады! — выкрикнул Разик по-русски, все еще охваченный прежним порывом яростной ненависти, когда последний враг, разрубленный от плеча до половины груди, рухнул на ступени лестницы.

Он мстил за пропавшего друга, продолжал тот неравный бой на маленькой подмосковной речке против проклятых опричников, терзавших многострадальный и безропотный русский народ. Он твердо верил, что на тех, кто вознамерился обижать слабых и беззащитных, рано или поздно найдется управа.

Краем глаза уловив какое-то движение наверху, Разик вскинул голову и увидел Джоану, вышедшую на галерею. Девушка, побледнев как полотно, застыла неподвижно, пораженная открывшимся ей ужасным зрелищем. Дружинник наконец опомнился, опустил окровавленный клинок.

— Джоана, — пробормотал он запинающимся голосом, — тебе лучше пока уйти отсюда. Кликни слуг, пусть они приберут...

И, слегка пошатываясь, Разик вышел во двор, всей грудью вздохнул прохладный, пропитанный влагой воздух и побрел на лужайку. Там он тщательно вытер саблю, которую все это время крепко сжимал в руке, о густую темно-зеленую траву и, наконец, вложил ее в ножны.

Разик прилег на этой мягкой лужайке, закинул руки за голову, попытался успокоить дыхание, расслабиться, снять напряжение, нахлынувшее после тяжелейшей схватки. Однако долго отдыхать ему не пришлось. Стук копыт, вначале слабый и едва слышный, близился и стремительно нарастал. Разик вскочил на ноги, встал лицом к воротам усадьбы. Через несколько минут в ворота на полном скаку ворвался эскадрон гвардейской кавалерии с саблями наголо. Во главе эскадрона скакал пожилой полковник с пышными усами. К изумлению Разика, рядом с полковником на огромном вороном коне неслась маленькая леди. Она уверенно держалась в дамском седле, была одета в элегантное темно-зеленое платье для верховой езды, а вооружена лишь хлыстом.

Дружинник, положивший было руку на эфес сабли, разжал ладонь. Леди и полковник как будто были ему знакомы. Во всяком случае, он не раз слышал рассказы про них. Кавалеристы, оставив даму позади, красивым слаженным маневром окружили Разика, направили на него клинки своих длинных палашей.

Командовавший отрядом полковник, грозно нахмурив брови, прорычал хриплым басом:

— Шпагу на землю, парень! Где твой хозяин, этот прохвост Боуленскйй?

— У меня нет хозяина, я — офицер гвардии русского князя!

— Что?! — одновременно воскликнули полковник и маленькая леди, немедленно протиснувшаяся на своем великане вороном в первый ряд всадников, окружавших дружинника.

— Я — офицер гвардии русского князя, друг Михася... то есть лейтенанта Майка Русса. А сэр Боуленский, осмелившийся вторгнуться в поместье леди Джоаны, вместе со своими приспешниками убит мной в честном бою.

В этот момент из дверей дома, вернее, из дверного проема, поскольку обе створки были выбиты нападавшими и просто валялись на полу, показалась сама Джоана.

— Алиса! — воскликнула девушка и бросилась вниз по ступеням навстречу отважной всаднице.

— Джоана! — воскликнула маленькая леди и обратилась к кавалеристам: — Снимите же меня скорее с этого слона!

— Позвольте предложить вам опереться на мою руку, леди Алиса. — Разику, естественно, удобнее всех было помочь даме спешиться.

Однако полковник, одним легким молодцеватым движением соскочив с седла, опередил дружинника, привычно подхватил леди Алису обеими руками за талию, как пушинку, и бережно поставил ее на землю.

— Благодарю тебя, дорогой, — леди Алиса одарила мужа улыбкой, полной любви, и бросилась в объятия Джоаны.

— Джоана, милая, какой ужас! Лесник наших соседей случайно обнаружил в глухой чащобе твоего гонца, раздетого и избитого, еле живого! Мой полковник, получив известие, что тебе грозит опасность, немедленно поднял дежурный эскадрон, и мы бросились на выручку! Этот ужасный негодяй Боуленский с шайкой своих приспешников запугал почти всех джентльменов в округе, а теперь дошел до неслыханной наглости, принялся силой домогаться беззащитной девушки! Но мой полковник показал бы ему, чем отличается забияка дуэлянт от боевого офицера! — Леди Алиса погрозила в пространство маленьким кулачком, затянутым в перчатку из тончайшей светлой замши, и, почему-то понизив голос, спросила: — Правда ли, что этот гвардеец русского князя сумел защитить тебя и расправился с негодяями?