Книга Mon Agent - Андрей М. Мелехов

Так или иначе, не сносить бы Богомолу его лысой головы с непропорционально большой челюстью, если бы не сенсация с шаром, вдруг перевернувшая с ног на голову весь привычный мир, покоящийся на вечном ожидании очередной и неизбежной, как Судный День, войны. Совершенно неожиданно ортодоксы с пейсами и смешными чёрными шляпами вдруг полюбили арабов как братьев своих и вмиг превратились из воинствующих мракобесов в поборников немедленного и вечного мира с ишмаэлитами. Именно их партии, опираясь на всесокрушающую волну поддержки населения страны избранных, инициировали договорённости с палестинцами о создании единого государства. Именно они, никогда ранее не отличавшиеся ни гибкостью, ни терпимостью, предложили удовлетворить просьбу Римской церкви полувековой давности и в судебном порядке оправдали невинно репрессированного две тысячи лет назад раввина-сектанта по имени Иисус из Назарета. Именно эти ненормальные, к которым руководители Института всегда относились с пренебрежением и подозрением, предложили создать единую спецслужбу палестинцев и евреев, предварительно распустив соответствующие организации двух народов, основанные на ненависти друг к другу.

Богомол, почитаемый подчинёнными подобно библейскому пророку, отнёсся к происходившему с большим неодобрением. Несмотря на свою славу опытного «кидона» (то есть оперативника-убийцы), он всё же смог бы проглотить братание с палестинцами в качестве платы за наступивший мир. Но упразднение Моссад с его историей, свирепым патриотизмом, табелем о рангах и неограниченным бюджетом — это, простите, было чересчур и действительно задевало за живое. Иногда по ночам Богомол заходил в тщательно изолированную палату Центрального Военного госпиталя. Циничный атеист долго и мрачно смотрел на лежащего в коме гоя со светящейся, как гнилушка, головой. Его огромные руки шевелились, словно примериваясь перерезать горло то ли загадочному пациенту, то ли постоянно охранявшим его представителям трёх конфессий. Угрюмые умные глаза, вставленные в тяжёлый череп, отражали напряжённую работу недоброго гениального мозга. Однажды, когда Богомол в очередной раз рассматривал улыбавшегося чему-то в своём нескончаемом сне человека из зеркального шара, на лице его вдруг тоже появилась улыбка — такая же неожиданная, как розовый куст на помойке.

* * *

Как потом подсчитали, загадочный человек из зеркального шара, содержавшийся в тщательно охраняемой палате Центрального Военного госпиталя в Тель-Авиве, находился в коматозном сне ровно два года. В одну прекрасную ночь его ресницы вдруг задрожали, дыхание участилось, а сердце забилось быстрее. Медсестра, встревоженная изменившимся тоном звукового сигнала прибора, сначала подумала, что симпатичному пациенту приснился очередной сон. Она уже знала по личному опыту, что в такие моменты её подопечный обильно потел, а потому взяла одноразовую салфетку и приблизилась к нему под бдительными взорами троих дежурных — иудея, мусульманина и христианина. Но когда девушка, носившая сержантское звание, попробовала осторожно промокнуть лоб коматозника, его ярко-зелёные глаза неожиданно открылись и уставились на неё с немым вопросом. Девушка вскрикнула, вызвав оживление среди засуетившихся служителей культов. Молодой человек что-то спросил. Поскольку после столь долгого молчания губы пока с трудом повиновались ему, медсестра сначала даже не поняла, на каком языке он говорит. Человеку пришлось повторить свой вопрос, и только теперь она смогла разобрать, что именно тот попытался произнести по-английски.

— Что?! Что он сказал?! — возбуждённо закудахтали бородатые часовые, наседая сзади на медсестру. Каждый из них ожидал от этих первых слов посланника Бога очень многого именно для своей конфессии.

— Он спросил, как пройти в туалет! — коротко ответила военная девушка, оттирая их мягким задом от вышедшего из комы пациента и набирая на сотовом телефоне давно запрограммированный номер, данный ей ведомством Богомола. Именно туда, а не премьер-министру, должен был последовать самый первый звонок в случае любого неожиданного развития событий в данной больничной палате. Когда на другом конце нигде не зарегистрированной линии дружелюбный и хорошо поставленный мужской голос поприветствовал сержанта медицинской службы, она отчётливо, как гласила устная инструкция, произнесла условную фразу: «Мы очень взволнованы!» И это было чистой правдой. Как показали последовавшие события, невинный вопрос очнувшегося коматозника решительным образом встревожил не только девушку с мягким задом и твёрдым пистолетом, спрятанным под белым халатом, но и организацию, называемую Институтом. Несколько её агентов тут же начали действовать по заранее разработанному плану. Начала действовать и медсестра. Когда пациент, облачённый лишь в больничную рубашку до колен, попробовал встать с кровати, обнаружилось, что его мышцы даже после двух лет сна каким-то чудесным образом оказались практически не атрофированными. Поддерживаемый всё той же девушкой, он сам проследовал в туалетную комнату. Оставленный в одиночестве, человек из шара некоторое время разглядывал в зеркале своё лицо — несколько осунувшееся и небритое, но в целом по-прежнему молодое, симпатичное и располагающее. К сожалению, лицо ничего не сказало ему, ни кто он такой, ни что он здесь делает.

Когда проснувшийся покинул санузел, медсестра предложила ему стакан с апельсиновым соком. Пациент с удовольствием осушил его, поблагодарив девушку всё на том же английском языке без какого либо акцента. Сок показался ему несколько горьковатым, что было совсем неудивительно, так как в нём содержалась значительная доза снотворного, подмешанного заботливым медработником. Перед тем как вернуться в постель и опять погрузиться в привычные объятия сна, молодой человек успел заметить бородатые лица троих священников, не могущих сдержать слёз умиления и несколько глуповатых улыбок верующих, которым посчастливилось увидеть чудо. Их одежды, бороды и выражения лиц вызвали в сонном мозгу пациента смутные, но понятные ассоциации. Удивившись факту самого присутствия в палате представителей трёх очень разных религий, он вежливо улыбнулся и уснул, едва коснувшись головой подушки.

В своём крепком химическом сне он не слышал, как двери палаты вдруг отворились и в них, к ужасу бородатых служителей культов, показались люди в чёрных масках и с автоматами Калашникова в руках. Ожидавшая их медсестра не испугалась. Она лишь удивилась, зачем агентам секретной службы страны избранных понадобилось оружие, обычно используемое арабскими террористами, и почему у автоматов такие толстые и длинные стволы. Это было последнее, чему она успела удивиться в своей жизни, так как вошедшие немедленно открыли огонь. Палата наполнилась приглушёнными хлопками выстрелов, пороховым дымом, металлическим звуком прыгающих по кафельному полу латунных гильз и криками умирающих людей.

После проведённой ликвидации с непременным контрольным выстрелом в голову, убийцы деловито и почти нежно спеленали по-прежнему спавшего посланца из шара, положили его в алюминиевый, похожий на гроб контейнер с принудительной вентиляцией и очень организованно покинули место недавнего трагического события. Любой понимающий толк в подобных операциях сказал бы, что здесь сработали профессионалы своего дела. Возможно, он бы Даже понял, что исполнители операции долго отрабатывали каждое своё движение в имитирующем эту палату специальном помещении и не удивился, что побывавшие в госпитале «кидоны» — оперативники Института, специализирующиеся на убийствах, — провели акцию на двадцать три секунды быстрее, чем первоначально планировали.