Книга Цвета лжи - Джорджет Хейер

– Ты сделала – что? – прервал ее Кит, вздрогнув.

Она безмятежно улыбнулась ему.

– Конечно, я сделала с него копию! Я не такая простофиля, чтобы не подумать об этом! Эта копия выглядела совершенно так же, и почему я должна заботиться о бриллиантах, если один из моих сыновей на мели? , – Однако это фамильная драгоценность!

– Я не понимаю, что такое фамильная драгоценность, – сказала ее светлость спокойно. – Если ты хочешь сказать, что она принадлежит Ивлину, я знаю это, но, скажи мне, какая польза для него от этой вещи, если все, что было нужно бедняжке, доведенному до полного отчаяния, – это деньги для оплаты картежных долгов? Я говорила ему об этом впоследствии и уверяю тебя, он ничуть не был против!

– Надо думать! А как насчет его сына? – спросил Кит.

– Дорогой, ты слишком глуп! Как сможет он возражать, если он ничего не будет знать об этом?

– Были ли у тебя?.. Распорядилась ли ты другими фамильными драгоценностями? – спросил он, глядя на нее с благоговением и даже некоторым невольным изумлением.

– Нет, не думаю. Но ты же знаешь, моя память никуда не годится. В любом случае это неважно, поскольку что сделано, то сделано, и у меня есть более важные вещи, над которыми следует ломать голову, чем кучка паршивых фамильных драгоценностей. Дорогой, умоляю тебя, не будь легкомысленным!

– Я и не думаю быть легкомысленным, – сказал он мягко.

– Ну, так не задавай мне глупых вопросов о наследстве и не говори ерунду, будто для Ивлина заплатить мои долги так же легко, как для вашего папы. Ты должен был прочитать это ненавистное завещание! У бедного Ивлина не больше власти над состоянием папы, чем у тебя! Все оставлено на усмотрение твоего дяди!

Кит слегка нахмурил брови.

– Я помню, что мой отец создал что-то Вроде попечительства, но не думаю, чтобы оно распространялось на доход с имущества. У моего дяди не было ни возможности утаивать этот доход, ни права подвергать сомнению расходы Ивлина. Насколько мне помнится, Ивлину запрещалось без согласия дяди распоряжаться какой-либо частью своего капитала до достижения тридцатилетнего возраста, если только до этого срока дядя не решит, что тот избавился от.., от легкомыслия (не терзай меня, мама!), и тогда попечительство может быть снято и Ивлин станет бесспорным владельцем своего состояния. Я думаю, мой отец не должен был выбирать – тридцать лет в качестве рубежа: двадцать пять было бы намного более разумно. Ивлин был, конечно, оскорблен – кто бы остался равнодушным? – но, в конце концов, для него это было безразлично. Ты сказала, что он не намеревался проматывать свой капитал. Ты знаешь, мама, доход очень значителен!

Более того, дядя сказал ему, что готов согласиться на продажу некоторых ценных бумаг, чтобы оплатить его долги, какими бы большими они ни оказались, так как он считал несправедливым, что доход может быть сведен до мелкого денежного пособия, до уплаты долгов.

– Да, – согласилась она, – он действительно так сказал, и это сильно удивило меня, так как в общем он очень скрытен.

– Нет, мама, он не то чтобы скрытен, он, не склонен к чрезмерной откровенности. Но дело в том, что он не желал, чтобы Ивлин получил наследство, обремененное долгами, и если бы ты сказала ему о затруднительном положении, в которое ты попала, я убежден, он покрыл бы твои долги вместе с остальными.

Она бросила на него изумленно-недоверчивый взгляд.

– Генри? Ты с ума сошел. Кит! Когда я думаю о том, как он осуждает меня и обзывает Ивлина повесой, – а его долги ничто по сравнению с моими… О, нет, нет! Лучше умереть, чем отдаться на его милость! Он навязывал мне самые оскорбительные условия: жить остаток моих дней в этом ужасном Дауер-Хауз в Рейвенхерсте! Или еще хуже!

Несколько минут он хранил молчание. Зная, что Генри, лорд Брамби, считал свою очаровательную невестку неисправимой мотовкой. Кит понимал, что в ее словах есть доля истины. Он помрачнел и резко сказал:

– Какого черта Ивлин не сказал ему? Ему было гораздо легче договориться с дядей, чем тебе!

– Ты так думаешь? – сказала она с сомнением. – Но он не знал точно, как обстоят мои дела, потому что я никогда не говорила ему об этом. Ну, как я могла предположить, что почти каждый, кому я задолжала, начнет внезапно требовать уплаты долга, а некоторые из них самым грубым способом? Я не должна была надоедать Ивлину своими трудностями, когда он и сам попал в беду с Генри.

Я надеюсь, ты меня лучше знаешь, чтобы думать, что я могу быть такой эгоисткой! Улыбка тронула его губы.

– Так, мама! Я хочу, чтобы ты рассказала мне, как думаешь устраивать свои дела.

– Ну, я не думала, что мне следует это сделать, – объяснила она. – Я хочу сказать, я никогда этим не занималась, только время от времени, понемногу, когда меня очень уж просили, так что можешь себе представить, как я была потрясена, когда мистер Чайлд категорически отказал – хотя и в очень вежливой форме – одолжить мне три тысячи фунтов стерлингов, которые помогли бы мне в тот момент выкрутиться. И даже не разрешил превысить кредит в банке ни на одну гинею – как будто бы я не платила проценты!

Мистер Фэнкот, сильно озадаченный, прервал ее:

– Но почему ты упомянула о Чайлде, мама? Мой отец никогда не вел с ним банковских дел!

– О, разумеется, нет, но это делал мой отец. А теперь, когда твой дедушка умер, дядя Бейверсток имеет с ним дела. Я знакома с мистером Чайлдом целую вечность – он очень достойный человек, Кит, и всегда был очень добр ко мне! – и вот поэтому открыла счет в его банке!

Мистер Фэнкот попытался разузнать более подробно о характере счета его матери в банке Чайлда. Как он понял из ее объяснений, счет в банке возник благодаря значительной ссуде, выданной матери одураченным мистером Чайлдом. Он слушал ее со все возрастающим смятением, и что-то в выражении его лица заставило ее прервать рассказ. Положив ладонь на его руку, она сказала умоляюще:

– Наверное, ты должен знать, как это происходит, когда кто-то оказывается – как это Ивлин называет?.. – за бортом! Я полагаю, что это похоже на петушиный бой: он так же отвратителен и вульгарен! Кит, у тебя не было долгов?

Он покачал головой.

– Нет, боюсь, что нет!

– Ни одного? – воскликнула она.

– Да, ни одного, который я не мог бы выплатить! Я могу одалживать по пустякам здесь и там, но.., о, не смотри на меня так! Уверяю тебя, я не слабоумен!

– Как ты можешь быть столь глуп? Это выглядит так необычно… Но я думаю, у тебя просто не было возможности влезть в долги, пока ты жил за границей, – сказала она снисходительно.

Он вздохнул и пробормотал:

– Т-точно, мама! – и неудержимо расхохотался, уронив голову на руки и вцепившись в свои каштановые локоны.

Она ничуть не была обижена, но, посмеиваясь в ответ, сказала:

– Теперь ты снова стал самим собой! Ты знаешь, на секунду – только на секунду – ты был похож на своего отца. Ты не можешь представить себе чувство, которое мной овладевает!