Книга Ставка на проигрыш - Оксана Обухова

Через сорок пять минут, когда я бодро рысила к «ниссану», припаркованному на стоянке «Миража», над моим автомобилем в бреющем полете пронеслась белая чайка и на глазах у владелицы метко прострелила половину капота и ветровое стекло жидким серым калом.

Символизм ситуации был-таки доведен до абсурда. Эксцесс получил логическое завершение. С десяток автомобилей застыло на парковке, но ни один из них не получил серой отметины. Лишь мой «ниссан». Поскольку, если верить Назару Савельевичу, только Софья Иванова имела отличительную особенность – появляться конкретно в том месте, где конкретно гадят.

В данном случае белые чайки.

И Назару Савельевичу можно верить…

Назар Савельевич прибыл за мной с точностью курьерского поезда. Предупредить звонком по мобильнику – меняй тапки на босоножки, – разумеется, не удосужился. Персоны, подобные господину Туполеву, всегда пребывают в уверенности, что их ждут в абсолютно товарном виде, на чемоданах, с зонтом и в босоножках. Я к тому времени успела ополоснуться в душе, на «живую нитку» подправить глаза и губы, засунуть в менее набитый чемодан игривые резиновые сапожки (все в разноцветных сердечках по кремовому полю), свернутый в трубочку целлофановый плащ а-ля дачница пристроить в голенище левого сапога и положить сверху на чемодан огромный фиолетовый зонт на две персоны.

– Багажа не много? – оглядев чемоданы, буркнул Назар.

– В самый раз. Или ты думаешь, что я буду две недели ужинать в одном и том же платье? – Я любовно огладила ближний чемодан и без сомнения выдала: – Тут все тютелька в тютельку. Аккурат на две недели.

Вошедший вслед за Туполевым шофер подхватил мою поклажу, крякнул едва слышно и поволок чемоданы на улицу.

– Присядем на дорожку? – спросила я.

– В машине насидимся, – проворчал нежно любимый, и я тут же вспомнила мою дражайшую подругу Дусю. В моменты, подобные этому, Дуся обзывала Туполева «этот твой карликовый олигарх», и в моменты, подобные этому, я с ней соглашалась. Человек-топор был явно не в духе, и лезвие лица опасно посверкивало.

– У тебя неприятности? – цокая по ступеням подъезда моего элитного малоэтажного жилья за спиной «олигарха», поинтересовалась я.

Назар придержал передо мной дверь подъезда и скупо обронил:

– Дела разгребал.

– Разгреб? – в той же скупой манере побеспокоилась я.

– Да разве их разгребешь? Конюшни.

Я сочувственно почмокала губами и уселась на заднее сиденье представительского «мерседеса».

Пора было начинать радоваться.

Улицы города неслышно проносились за окнами машины, витающий в деловых облаках Туполев сидел рядом, на пристани развивал пары белый теплоход, а туча унеслась куда-то далеко проливать свои щедрые слезы. Причин для радости набиралось с избытком, но просветленного умиротворения почему-то не наступало. В голове ржавым болтом вращались прощальные слова подполковника Огурцова: «В случае необходимости мы с вами свяжемся». Я держала Туполева за локоть, пальцами второй руки рассеянно барабанила по колену и все никак не могла выстроить поступки по степени значимости. Имеет ли право девушка, отправившаяся, так сказать, в предсвадебное путешествие, отключить сотовый телефон и не реагировать на призывы органов охраны правопорядка?

На мой влюбленный взгляд – имеет, однозначно.

Но если взгляд оставить в покое, то не получится ли так, что органы приедут за девушкой сами и снимут ее с рейса? Точнее, прилетят и выволокут. Это во-первых.

А во-вторых, стоит ли девушке каяться и рассказывать любимому о казусе на набережной? Слов нет, если бы Назар Савельевич приехал в добром расположении духа, я в порядке невинного бреда поведала бы ему о «клетчатом иностранце», своей наблюдательности и головотяпстве контрразведки. Даже похихикала бы: «Ах, ах, глупейшая ситуация, я единственный свидетель». Глядишь, и пронесло бы бурю стороной…

Но Назар Савельевич сидел мрачный, как та туча, поэтому повествование о моих очередных злоключениях я мудро решила оставить на потом. На время позднего интимного ужина, когда укрытые летними сумерками берега будут проплывать за окнами – или у них там сплошь иллюминаторы вместо окон? – парохода, а Назарушка, теплый и податливый, будет лакать третий фужер шампанского. Сказать, поцеловать и сразу в постельку, чтоб не бросился чемоданы за борт вышвыривать. (Видение плавающих за бортом чемоданов постоянно возникало перед глазами благодаря стараниям родимой матушки. Собирая неразумную дщерь в поездку, мама, пытаясь выглядеть убедительной, твердила:

– Будь благоразумной, Софья. Зная твой характер, умоляю – будь благоразумной. Твой первый муж был дивным человеком…

Пять минут из этой речи можно оставить за скобками, поскольку моего экс-супруга мама жутко уважала за породу и изысканность и вспоминала о нем с увлечением.

– …Теперь ты встретила Назара. Он человек совсем другого склада, тем не менее партия блестящая! – Матушка поднимала глазки к потолку, голос ее звучал с придыханием на последних словах, и становилось видно, как ей хочется стать тещей взаправдашнего олигарха. – Софья, вчера мне приснился сон: Назар Савельевич вытряхивает за борт твои чемоданы. Ты уже плаваешь в реке, а тебе на голову падают платья и юбки. Потом ты остаешься за кормой, как кучка мусора, а корабль уплывает за горизонт…

Красочная картинка, правда? Именно благодаря красноречию матушки «чемоданы за бортом» привольно расселились в моем воображении.

– Софья, умоляю! Будь благоразумна! Тебе двадцать шесть лет, – эту цифру маман выговаривала как шестьдесят два, – пора задуматься о семье. О детях. Будь благоразумна.

Но я была строптива. Хотя и влюблена. Я терпеть не могу напоминаний о бывшем муже, намеков на возраст (достаточно свежий, на мой взгляд) и пророчеств с придыханиями. Я девушка глубоко самостоятельная и давно привыкла все решать сама.

– Мама, – в результате сказала я, – будешь канючить, брошу и Туполева.

Это был удар ниже пояса. Запрещенный и обманный. В Назара Савельевича Туполева я была влюблена, как сотня мартовских кошек. Его внимание мне досталось потом, кровью и первой сединой, поскольку за весь отрезок моей половозрелой жизни он показался мне единственным мужчиной, достойным приложения усилий. Титанических, но оправданных.

И вот теперь я была готова все качественно испоганить. Упасть в ложь словно за борт, накрыться мокрым ворохом чужих тайн и отпустить за горизонт нечто главное и единственно важное для юной девушки в двадцать шесть лет…

А может, плюнуть на все и вообще забыть? Клетчатого гражданина органы вряд ли поймают, уж больно прыток… Да и опознавать мне в нем, собственно, нечего… Не парик же с очками, в самом деле, на опознании предъявят…

Ни забыть, ни плюнуть, ни договориться с совестью у меня не получилось по одной простой причине: единственным знакомым человеком в команде белого теплохода оказался контрразведчик Сидоров. Едва мы поднялись по трапу под милую музыку Вивальди, несущуюся из динамиков, и раскланялись с помощником капитана, как я тут же увидела в конце шеренги стюардов, вышедших принять гостей, перекошенное лицо с выпученными глазами. Контрразведчик Сидоров собственной персоной замыкал шеренгу белых стюардовских рубашек, а на его черном пиджаке висела табличка, рекомендующая сего господина как члена службы безопасности судна.