Книга Тамерлан должен умереть - Луиза Уэлш

* * *

Мы с тюремщиком подружились еще во время моего заточения. Я дожидался у Ньюгейта с час, высматривая его, и наконец мне повезло. Он подмигнул, давая понять, что заметил меня, и, ни слова не говоря, продолжал путь, уверенный, что я не отстану. Я свернул за ним в пропахший мочой переулок и втиснулся в узкий дверной проем. Чье-то дитя, девочка, бесстыдно глядело на нас, дожидаясь мзды за исчезновение. Я кинул ей монетку и поторопил, потянувшись за мечом.

Тюремщик был стар, широкоплеч и мал ростом. Он сильно горбился, и лицо его было всегда в тени; чтобы посмотреть на меня, ему приходилось наклонять голову набок. Впрочем, делал он это нечасто, предпочитая показывать мне свою лысую макушку. Он жил в тюрьме и одевался в лохмотья, как обитатель пещер. Без солнечного света кожа его лишилась тепла и походила на плоть полупрозрачного белого слизня. Я доверил ему немало тайн, сидя за решеткой, и теперь знал, как выудить из него известия о Кидовых страданиях. Его рука задрожала под весом золотых «ангелов»; подарив мне восторженный взгляд, он начал рассказывать.

– Они привели твоего друга как обычно – затемно, между ночью и утром, когда человек слаб и меньше всего сопротивляется. Он держался твердо, пока не дошли до пыточной камеры, а за дверью выболтал все, что знал. А может, и поболе того. – Я видел, что старый тюремщик смакует унижение Кида. – Они заставили его петь, пока он не добрался до высоких ноток. Тогда они хором затянули твое имя, и он подхватил припев.

Мне стало дурно. Вместо того, чтобы привыкнуть к местному зловонию, я чувствовал, как оно все усиливается, пропитывая мое нутро насквозь.

Я откашлялся, надеясь выхаркать этот вкус, и спросил:

– Что же то была за песня?

– Обычные частушки. Кид признался в копировании для тебя какой-то бунтарской чепухи. Бумаги, он сказал, были твои, хотя их нашли в его комнате. Мол, надо думать, его бумаги перемешались с твоими за те два года, что вы прожили бок о бок. – Он тихо хмыкнул над моим подавленным видом. – Не принимай близко к сердцу. Он поклялся бы, что это бумаги самого Господа нашего Иисуса Христа, если бы мог этим прекратить агонию.

– Уж это наверняка. – Я рассмеялся, вспомнив, как долгими часами Кид полировал свои кощунства. Какая ирония! – На моей памяти у него частенько бывали проблемы со стихосложением. Надо было пригрозить ему пыткой. Он, оказывается, прекрасный выдумщик, когда оказывается перед дыбой.

– Трагедию можно вытащить из кого угодно. Я постарался остаться спокойным:

– Сколько это продолжалось?

– Почти всю ночь. Он держался истории про то, что бумаги твои.

Вот тут в голосе моем прорвалось бешенство:

– Ты возился с ним всю ночь? Не нашел занятия получше?

– Скорей драматурга получше, вроде твоей милости? – Тюремщик захохотал. – В допросе, как и в любой пьесе, главное – подробности. Кид рассказал только сюжет – и то без особого вдохновения. А историю нужно украшать. Где был бы твой «Фаустус», если б ты опустил подробности? Волшебник вызывает дьявола, который что-то там для него делает. Кто бы пошел на это смотреть? Факты – это хорошо, но вся интрига – в деталях. Когда мы познакомились поближе, твой друг выдал кое-что поинтереснее, так что стоило подождать.

– Что он сказал? Старик покачал головой:

– У меня нет времени пересказывать все это. – Он взглянул на меня, и я смягчил его еще одним золотым. Он кивнул, лихорадочно шепча: – Хорошо, хорошо… – Затем, словно в любовном экстазе, вдруг взмахнул дрожащей рукой возле лица. Скоро самообладание вернулось к нему, и тюремщик продолжал рассказ: – Кид говорил много. Частью бессвязно, чушь, которую на дыбе несет любой. – Он покачал головой. – Многие зовут матушку.

– Что он сказал по существу?

– В основном – про тебя. Безбожник, который спит со шлюхами обоего пола и клевещет на Христа, апостолов и Иоанна Предтечу, будто и они предавались тому же греху. – Он сладострастно подмигнул мне. – Сказки о твоих дебошах мы пересказывали друг другу на ночь.

– Если им нужен я, зачем делать такой крюк?

– Если на то есть причина, тебе она известна лучше, чем мне, – сказал тюремщик, презирая вопрос, на который не мог ответить. Затем, пожав плечами, продолжал: – Когда совсем стемнело, наш друг Кид уже был уверен, что ты сам спрятал бумаги в его комнате. Он сказал, ты на все способен ради денег и, быть может, как раз сейчас пользуешься тем, что заработал на его аресте. Он назвал тебя двурушником.

– Я любил его как брата.

Старик услышал страдание в моем голосе и посмотрел на меня. Для этого ему пришлось изогнуться всем телом, и на миг это выглядело первым па злорадного танца.

– Он, похоже, считает, что ты завидуешь его писанине. Что ты подлец, который для наживы сдает друзей властям.

Я закрыл лицо руками и рассмеялся, хотя был готов зарыдать. Старик схватил меня за руку, и его резкий шепот отозвался эхом в пустом переулке:

– Тише, у камней есть уши.

Я покачал головой:

– Стал бы я так легко подличать с человеком, который только и пишет, что о мести.

Когтистые пальцы тюремщика впились в мою кожу:

– Сомневаюсь, что он еще что-нибудь напишет. Кид сказал, ты едешь в Шотландию. Лучше бы так и было.

– Я сам пойму, когда придет время делать ноги.

Тюремщик покачал головой:

– Ты не новичок в этой жизни и постиг, как она устроена. Ты в безопасности, пока они могут тебя использовать. А там… – Он склонил голову набок, нарисовал в воздухе веревку и высунул изо рта язык, как плясун-висельник. – Если хочешь остаться в живых, подумай, что им может быть от тебя нужно. Такой, как ты, всегда что-нибудь придумает. – Он улыбнулся. – Или кого-нибудь. У тебя есть друг, который стоит одной ногой на эшафоте. Засунь в петлю его голову и спаси свою собственную.

– Бесплатный совет?

Старик задрал голову и принялся рассматривать меня, словно пытаясь запомнить во всех подробностях. Все лицо его сморщилось в кривой усмешке, в уголках рта скопилась желтоватая слюна.

– Ты немалого роста, но, если хочешь, на моем верстаке всегда найдется свободное местечко.

Я не мог отвести взгляда от его морщинистой ухмылки. В ладонь тюремщика легла еще одна монета. Он взвесил ее, улыбаясь, словно заслуженной награде:

– Полезно дарить подарки тюремщику и палачу, но лучше никогда с ними не встречаться.

– Золотые слова. Скажи, что привело их в комнаты Кида?

– А то не знаешь?

Я помотал головой. Когда он заговорил, в его голосе звучало эхо тюремных сводов:

– Они думали, он и есть тот самый новый Тамерлан, что прилепил листок на дверь Голландской церкви. Многие говорят, надо было сразу посылать за тобой, но чем-то их привлек Кид. Быть может, доносчик – за голову Тамерлана назначена цена в сотню крон. Может, еще кто. – Он повернулся, чтобы покинуть меня: – Будь осторожен, мой друг. Теперь все дороги ведут к тебе.