Книга Стены молчания - Филип Джолович

— Маловероятно, — ответил я.

Один из помощников Уолша положил перед ним какую-то бумагу. Уолш нахмурился и отодвинул ее.

— Щекотливо, — сказал Уолш. Я попытался взглянуть на документ, но стол был слишком широким. Помощник Уолша победоносно убрал эту бумагу.

— Что такого щекотливого, хотел бы я знать?

Уолш колебался:

— Там есть потенциальный конфликт.

Когда я спросил о конфликте, Уолш ответил, что он был не уверен в том, что мне следует это знать.

— Между нами китайская стена, — раздраженно заметил я. — Просто расскажите мне об этом. Вы же знаете, что я не могу никому ничего рассказать, только советникам.

Мы все присягали на неразглашение, и даже самые незначительные нарушения закона могли похоронить эту сделку. Консультанты слияния — коммерческие банки, специалисты по вопросам управления, бухгалтеры — все они относились к адвокатам, обсуждающим ценные базы их клиентов, с какой-то нервозной антипатией и согласились на слияние только тогда, когда те немногие, кто был вовлечен в обсуждение, расписались кровью в том, что будут молчать. Моя кровавая подпись уже стояла на соглашении, и вряд ли Уолш будет держать что-либо втайне от меня.

— Скоро ли вернется Шелдон? — спросил он.

Таким образом он хотел сказать, что был бы не прочь поговорить начистоту с партнером, а не с его посредником.

— Я не знаю, — ответил я, затем добавил: — Вы ведь прекрасно знаете, что у меня есть все полномочия обсуждать любые вопросы на этих встречах.

Уолш вздохнул.

— Наш клиент холдинг «Реноу», — сказал он, — миллион плюс услуги. Год назад «Реноу» приценивался к «Сарацен». Тогда это ни к чему не привело, но дело уже было открыто, и они сказали, что могут снова заняться им, когда финансовые рынки стран с развивающейся экономикой придут в равновесие.

— Так это же не открытый конфликт.

Это уже не выглядело угрожающе, но на этом можно было поскользнуться. Знал ли Эрни, что «Реноу» имел что-то против «Сарацен»? Он не любил, когда клиентов дурачили; он воспринимал это как личную обиду.

Сегодня вечером в шесть. Не завтра. Бар «Молодой моряк». Встреча с Эрни. Я был рад. Эрни хотя бы встряхнет меня, накачавшись джином.

— Все не так просто, — сказал Уолш.

Что было не просто? Я забыл, о чем мы говорили.

Уолш стоял, восхищаясь одной из гравюр на стене. Он провел пальцем по верхнему краю рамки, словно хотел найти там пыль из викторианской эпохи.

— «Реноу» — платиновый клиент, — продолжил он.

Я вспомнил, о чем мы говорили. Так, значит, «Реноу» был платиновым клиентом. Ну и что! Мы всего лишь говорили о платиновых клиентах.

Уолш еще не закончил:

— Платиновый клиент с большим потенциалом, все пытаются заполучить его. И мы не хотели бы потерять его.

Он пытался заставить поверить меня в то, что его клиент гораздо важнее, чем мой, хотя это было не в его компетенции.

— Почему бы нам не написать об этом нашим уважаемым боссам, и пускай они сами разбираются с этим на совещании комитета по решению конфликтов между компаниями, и не спорить здесь попусту.

Уолшу явно не понравилось мое предложение, поскольку он был из тех людей, которым не нравилось признавать, что у них есть босс.

— Если вы, конечно, не в состоянии разобраться в этом здесь и сейчас, тогда нам надо поступить, как вы предлагаете, — Уолш дружелюбно улыбнулся помощникам. Он снова посмотрел на список и, не дав мне времени изменить свою позицию и, возможно, подискутировать на тему возможного конфликта между «Реноу» и «Сарацен», быстро назвал имя следующего клиента.

Появился Шелдон Кинес. Скорей всего, он принял душ — его волосы были в порядке и на лице не было даже следа беспокойства. Он был похож на низкорослого херувима, только в костюме.

— Продал фамильное серебро, Фин? — бодро спросил он. Шелдон сел рядом со мной и взял список клиентов. — А, «Сарацен Секьюритиз». Лучший платиновый клиент и одна из любимых доильных коров Эрни. Немного мрачная компания, но чертовски прибыльная.

Эрни Монкс — Оскар Уайльд местного розлива. Правая рука нашего босса. Всегда готов защитить Чарльза Мэндипа от убожеств людей и их мелочных проблем и желаний, чтобы позволить ему спокойно вести государственные дела.

Я повернулся к Шелдону:

— Эллис только что отметил, что их клиент «Реноу» так или иначе замахнулся на «Сарацен» как на потенциальную цель.

Шелдон сдвинул брови:

— Грубовато с их стороны. — Он начал вращать печатку на своем маленьком пальце, словно это было гарвардское кольцо Уолша, которое выпячивалось, как скарабей, и заставляло Шелдона чувствовать себя неловко из-за размера своего собственного кольца.

— Что вы хотите сказать? — спросил Уолш.

— Даже если бы владельцы «Сарацен» согласились продать его, — объяснил Шелдон, — ваши клиенты купили бы загадку, завернутую в тайну, как в свое время сказал Черчилль о России. Очень опасная авантюра. Эрни знает кое-что о них, но даже он не уверен, что знает достаточно.

— Вы пытаетесь сказать мне, что плохо знаете клиента, который платит два миллиона? — напыщенно спросил Уолш.

Шелдон приподнял бровь:

— Мы не можем бросить клиента в мусорное ведро только потому, что не знаем, каков реальный размер его ноги.

Мой отец однажды посоветовал мне бросать в мусорное ведро любого, кого я не мог точно измерить. Конечно, он не использовал слова «мусор» или «измерить», но мне было ясно, о чем он говорил. И, глядя на то, как он посасывал виски как соску. — пустышку, я понял, что однажды неточное измерение чего-либо или кого-либо очень дорого стоило ему.

— По-моему, этим делом должен заняться комитет по решению конфликтов между компаниями, — сказал Уолш.

Шелдон посмотрел на часы:

— Послушайте, планы несколько изменились. Чарльз Мэндип завтра утром прилетает из Лондона. Я знаю, он хочет встретиться с Джимом, и мне надо подготовиться. Предлагаю закрыть совещание на сегодня и собраться завтра после ленча.

Джим Макинтайр — глава «Шустер Маннхайм». В последнее время Джим Макинтайр и Чарльз Мэндип часто фигурировали в прессе. Это было крупнейшее трансатлантическое слияние юридических компаний на настоящий момент, и это была сенсация. Пиар был хорошо продуман, он и должен быть таким: рост Чарльза был 189 сантиметров, а Макинтайра — 162 сантиметра, и все же они называли это слияние слиянием равных. Макинтайр выглядел большим человеком, он вел себя свободно и легко в свете прожекторов телекамер. А Мэндип сутулился и выглядел удивленным, словно он не ожидал, что его фотографируют, или как будто жена застукала его с другой женщиной. Казалось, что он боится камеры, а заодно и Макинтайра. Впервые я видел его испуганным.