Книга Одинокая смерть - Чарлз Тодд

Он покачал головой и положил инструменты на прежнее место.

Энтони Пирс во время войны был офицером и привык командовать людьми. Он и здесь хорошо ладил с рабочими, знал каждого. Услышав, как заскрипела входная дверь, он крикнул:

— Я здесь! Это ты, Фред? Все бесполезно. Я завтра сам поеду в Лондон и посмотрю, что можно сделать. Надо менять эту проклятую штуковину.

Но человек, который поднялся по ступеням к нему наверх, не был мастером. Он вообще был ему незнаком. Пирс нахмурился:

— Сюда нельзя входить посторонним. Вам что-то от меня нужно?

Незнакомец спокойно отозвался:

— Не совсем. Я думал, вы меня помните.

Решив, что он ищет работу, Пирс спросил:

— Вы хотите наняться?

— Нет, я пришел просто вспомнить старые времена.

— Я уже закончил здесь. Пойдемте со мной.

Он похромал, проклиная новый протез и пытаясь по дороге вспомнить, не служил ли с этим человеком. Лицо, однако, незнакомое. Одет хоть и просто, но одежда хорошего качества. Значит, работу не ищет.

Когда они подошли к лестнице, человек пропустил его вперед:

— У вас, кажется, новый протез. Идите первым.

Пирс поколебался, но потом согласился.

— Ладно, — сказал он и начал спускаться, держась одной рукой за перила.

Он слышал сзади шаги, они приближались, человек просто дышал ему в затылок, и Пирсу вдруг стало не по себе. Наверное, из-за нового протеза он идет слишком медленно, боится упасть. Они спустились. Пирс направился к двери. Он уже собирался толкнуть тяжелую дверь, когда осознал, что сзади происходит что-то странное. Он начал оборачиваться, желая пропустить незнакомца вперед, и тут перед глазами что-то сверкнуло.

Для инвалида он оказал неплохое сопротивление, но оно было бессмысленно. Он не мог справиться с убийцей. Последнее, что он услышал, прежде чем провалиться в небытие, были слова, которые человек прошептал ему на ухо. Когда первые рабочие явились утром в цех, он лежал на каменном полу в нескольких футах от двери. Тело уже остыло.

Глава 4

Ратлиджа дома ждало письмо. Поднимая конверт с пола, он сразу узнал почерк. Положив шляпу на столик у двери, он прошел к окну, на ходу вскрывая конверт и вытаскивая оттуда единственный лист бумаги. В голове мелькнула безумная мысль, что письмо от Хэмиша, но он загнал ее подальше и стал читать. Приветствия и обращения не было.

«Пишу, чтобы попрощаться. Я принял решение, и к тому времени, как ты станешь читать мое письмо, обратного пути уже не будет. Я пытался, Иен. Но война изменила меня, изменила мою семью, все вокруг, и жить как раньше стало невозможно. Я ходил к доктору Флемингу, как ты советовал. Доктор хороший человек, он пытался и сделал все, что мог. Но и он оказался бессилен. Перед тем как решить, что другого выхода нет, я долго раздумывал, пока не понял окончательно. Хочу, чтобы ты знал следующее. Я уладил все финансовые дела, и моя жена не будет нуждаться, думаю, ей будет теперь даже легче, чем было со мной. Самое худшее ночные кошмары и оглушающий грохот орудий, который потом вызывает глухоту и изолирует от людей. Моя жена должна была кричать, чтобы задать самый простой вопрос, но и тогда я с трудом мог ее расслышать. Какая уж тут нежность. Я спал в другой комнате, чтобы не будить ее своим метанием, криками, стонами, а утром я ничего не помнил. Но помнила она. Мы были едва знакомы, когда поженились в 1914-м, и так и не смогли выстроить отношения, которые позволили бы скрепить брак. Я устал, Иен, не могу тебе передать, как я устал. И это единственный путь к покою. Прости, если сможешь. Молись обо мне, но знай, что решение далось мне нелегко, хотя я давно знал, что оно единственное. Прощай, мой друг. Надеюсь, ты найдешь свой путь. Ты так и не женился на своей Джин, но в этом твое спасение. Я видел, как с каждым днем та, которую я любил больше всего на свете, отдаляется и любовь в конце концов исчезает, остаются лишь страдание и стыд. Это разрывало мне сердце. Итак, прощай. И да помилует Бог нас обоих».

Внизу подпись: «Макс».

Ратлидж долго смотрел на письмо, потом перечел. Оно было датировано двумя днями раньше. Поздно. Слишком поздно.

Максвелл Юм был капитаном артиллерии, с которым Ратлидж познакомился в самом начале войны. Он был опытным и грамотным офицером, его любили подчиненные и начальство. В начале войны два друга вместе провели отпуск, который просидели в разрушенном замке из-за невозможности поехать ни в Париж, ни в Лондон. Они подружились, скрепляя дружбу шутками и вином, которого было в избытке в подвалах замка. Время прошло незаметно. Оба видели друг в друге отражение себя самого, какими были до войны, хотя они были разными, как день и ночь. Макс любил посмеяться, пошутить и вечно подбивал на приключения. Он всегда говорил, что артиллеристы любят юмор, и приводил в пример Наполеона. Иен сохранял трезвую голову и всегда мог уберечь друга от опрометчивых поступков, не давая ему сломать шею в рискованных вылазках по разрушенным лестницам, которые могли в любой момент развалиться, и каминным проходам. Их влекли неуемная тяга к приключениям и веселое любопытство.

Они договорились с пожилой женщиной из ближайшей деревни готовить им и стирать одежду, при этом закрывали глаза на ее слабость — она была вороватой. Они облазали весь замок, нашли прекрасную библиотеку и проводили вечера за чтением. Это было единственное время за всю войну, когда Ратлидж не задумывался о сделанном и увиденном. Слепая уверенность в том, что война закончится в первый же год, все еще объединяла людей, даже когда у многих стало наступать прозрение. А потом пришли тяжелые, невыносимые, ломавшие человеческие души годы.

Ратлидж всегда подозревал, что именно орудия Макса Юма били недолетом, накрывая огнем их атаку в ту ночь, когда был расстрелян Хэмиш. Но они об этом не говорили, когда встретились вновь. Оба изменились, были потрепаны войной и находились на грани нервного срыва. Некоторые вещи лучше было не уточнять.

Но, вероятно, Макс не мог об этом не думать, и это стало ложкой дегтя в его прежде безупречной карьере.

Ратлидж отложил письмо, налил себе выпить и молча поднял тост за Макса Юма. Потом пошел в спальню собирать вещи.

«Эй, — опять раздался голос Хэмиша, который особенно доставал его в минуты стресса и плохого настроения, — ты думаешь, эта женщина захочет тебя видеть?»

Вопрос застал Ратлиджа врасплох. Он услышал собственный голос, отвечавший шотландцу:

— Я был другом Макса. И это единственное, что сейчас могу для него сделать.

«Ты снова напомнишь ей о войне. И она тебе не скажет спасибо».

Через полчаса он сообщил в Ярд, что уезжает, сказал, где можно его найти, и отправился в Глостершир. Он раньше никогда не был в Чезуэлле. Маленький город, Макс часто о нем рассказывал и звал к себе. Однако после войны редко кто мог позволить себе ездить в гости просто так. Но они переписывались.