Книга Вкус страсти - Дженнифер Блейк

Но вот, наконец, в прохладном воздухе стал ощущаться запах костра. Вдалеке появились огни. Они множились и мерцали в окружающем мраке. На фоне ярких языков пламени резко выступал темный силуэт домика дровосека, немногим больше обычной хижины. За его ставнями из грубо обтесанных досок мерцал свет ламп, а из отверстия в крытой тростником крыше поднимался дым. Рядом стояло строение, очевидно, некогда служившее конюшней, а к нему притулился низенький сарайчик, где, похоже, раньше держали свиней.

Рыцарь остановил коня перед домом, в то время как Оливер и остальные пустили коней легким галопом к кострам, откуда доносился дразнящий аромат жарящейся свинины. Дама, бедром прижимавшаяся к его животу, по-прежнему хранила молчание, а ее тело стало жестким, как накрахмаленный монашеский повойник. Она молча смотрела на жалкое жилище — единственное укрытие, которое ей мог предложить лес.

В нем закипало раздражение. Конечно, домик — не пасторская обитель, не окруженный крепостным рвом замок и не родовое гнездо, но там чисто, сухо и безопасно. Ему в свое время доводилось ночевать в куда худших условиях — и, несомненно, доведется еще не раз. Уж одну-то ночь леди Маргарита может здесь провести.

— Зачем мы приехали сюда? — сдавленным голосом спросила она.

Чего она боялась? Быстрой случки, после чего ее отдали бы на потеху солдатне? Или соломенного матраса и одного покрывала на двоих, его готовности согреть ее ночью в обмен на право залезть к ней под юбку? Он мог бы это выяснить, если бы захотел.

Однако боль в чреслах заставила его подумать о том, что он может оказаться не в состоянии противостоять соблазну разграбить нежное сокровище, формальным обладателем коего стал.

И тем не менее даже предположение, что она могла счесть подобное развитие событий возможным, оказалось для него оскорбительным.

— Это наш кров на ночь, миледи, — сдержанно и сурово пояснил он.

— Наш. — О, сколько презрения можно вложить в одно-единственное слово!

— Как иначе? Нам нужно где-то спать. — Теперь, когда скачка закончилась, он чувствовал, как нервно, прерывисто дышит Маргарита.

— Я предпочитаю спать в отдельном помещении.

— Одна, без защиты, в окружении солдат? Очень неразумно, миледи.

— А вы, сэр, должны служить мне защитой от них? Простите, но я считаю это… весьма сомнительным исходом.

В этих словах звучал вызов, как и в ее решительно расправленных плечах, в горделиво вздернутом подбородке. Рыцарь мысленно улыбнулся. Он вовсе не хотел запугивать ее.

— Будет так, как я сказал.

Она откинула с лица покрывало, обернулась и посмотрела ему в глаза, которые трудно было разглядеть в сгущающихся сумерках. Темные шнурки ее бровей сошлись на переносице, придав суровость ее чертам. Ее взгляд пронзил сердце рыцаря, и он теперь был рад тому, что дама не может увидеть его лица — шлем с забралом надежно укрывал его от ее взора.

— Кто вы? — требовательно спросила она. — Почему вы так поступаете со мной?

Он мог бы развеять ее недобрые предчувствия — если бы не странное, но глубокое желание получить признание именно вопреки недоверию. Возможно, это несправедливо, но он таков, каков есть.

— Полагаю, вам известно, как меня кличут.

— О да! Золотой рыцарь. О вас слагают легенды, но ни в одной из них нет и намека на то, что вы похищаете женщин.

— Разумеется. Я весьма придирчиво выбираю тех, кого увожу в свой лагерь, — с ленцой протянул он, любуясь тем, как с каждым вздохом вздымается и опускается ее грудь под плащом, касаясь его рук, по-прежнему удерживающих ее на месте.

— Если вами двигало желание получить выкуп, то да будет вам известно, что мне покровительствует сам король. Он, несомненно, заплатит вам, если меня вернут ему целой и невредимой.

Какая отчаянная храбрость звучала в ее словах! Жаль, что она окажется ненужной.

— Вы уверены? — Он задумчиво склонил голову набок. — Я слышал, Генрих не из тех, кто легко расстается с деньгами.

— Он милостив и ко мне, и к моим сестрам, а также считает себя обязанным моей семье, которая в прошлом сделала ему немало добра. Возможно, именно поэтому он так щедр.

— Но ведь он уже был вынужден потратиться на ваше приданое. Или лорд Галливел заплатил ему за великое счастье наложить лапу и на вас, и на вашу долю наследства, доставшегося вам и сестрам после смерти батюшки?

На мгновение, показавшееся ему вечностью, она застыла.

— Вы демонстрируете удивительную осведомленность о моих делах, как для человека, весьма долгое время прожившего во Франции.

— У меня здесь свой интерес. — В его голосе, несмотря на все усилия, все же прозвучала ирония.

— Ну а я вам зачем? Неужели вы уже получили все, чего желали, кроме… кроме супруги из хорошей и к тому же зажиточной семьи? — Ее охватила дрожь, но она тут же взяла себя в руки. — Быть может, вы намерены принудить меня к браку с вами?

— Интересная мысль! — заметил он и, будто случайно, опустил лежавшую у нее на животе руку еще ниже, туда, где сходились ее бедра. — Как бы вы отнеслись к такой затее?

Она ударила ладонью по его запястью, не позволив ему надавить на мягкий теплый холмик.

— А как, по-вашему, я могу к ней отнестись?

— С радостью?

— Мне отвратительна даже мысль о том, чтобы вступить в брак с каким-то пэром, которого и видела-то всего раз или два за всю свою жизнь. Неужели вы всерьез полагаете, что брачные узы с абсолютно незнакомым рыцарем могут быть мне по вкусу?

— Кто знает, кто знает… — прошептал он ей на ушко.

Кровь с такой силой ударила ему в голову, что даже холодный металл шлема не спасал, а тянущее ощущение в чреслах сменилось резкой болью, куда более сильной, нежели от полученной в бою раны. Дрожь мышц живота миледи оказалась такой интригующей, что рыцарь проклял латную рукавицу, мешавшую полностью насладиться этими ощущениями.

— Никогда!

— Ну что ж. Моя цель — убедиться, что перспектива брака вам ни в коем случае не грозит.

Она сглотнула, и он четко расслышал этот звук, несмотря на биение собственного сердца, глухо отдававшееся в ушах.

— Но тогда…

Пришло время прекратить эту муку — ибо мукой она была отнюдь не только для миледи, трепещущей в его руках. Он ничего не сказал, лишь молча отодвинул ее от себя. Спешившись, он осторожно снял с коня даму и поставил ее на землю. Однако не отпустил, а повлек за собой к двери домика.

Дверь распахнулась, как только они подошли к ней, и запорошенную опавшей листвой дорожку залило светом. В проеме показалась приземистая фигура — настолько приземистая, что ее макушка была удивительно далека от низкой притолоки. В свете фонаря, горевшего за ее спиной, можно было разглядеть крошечный кусочек полотна, прикрывающий светлые волосы, спускающиеся почти до самой земли, платьице едва ли не детской длины, короткие пухлые ручки, но туловище и лицо вполне зрелой женщины.