Книга Подозреваемый - Майкл Роботэм

В комнатах наверху хранились, по выражению Грейси, ее «экспонаты». Под этим она подразумевала книги, журналы мод, рулоны ткани, мотки хлопка, шляпные коробки, тюки шерсти, альбомы с фотографиями, мягкие игрушки и настоящий клад неисследованных коробок и сундуков.

Большинство этих «экспонатов» доставлялось по почте. На кофейном столике всегда лежали открытые каталоги, и каждый день почтальон приносил что-то новое.

Неудивительно, что представление о мире у Грейси было довольно ограниченным. Телевизионные новости и аналитические передачи преувеличивали враждебность и боль, царившие в нем. Она видела, как сражаются люди, как уничтожается природа, падают бомбы и голодают страны. Все это не было причиной бегства Грейси от мира, но и не побуждало ее возвращаться.

– Мне страшно, когда я вижу, какой ты маленький, – говорила она мне. – Сейчас неподходящее время быть ребенком. – Она выглядывала из окна в нише и вздрагивала, словно видела, какая страшная участь меня ожидает. А я видел только разросшийся неухоженный сад и белых бабочек, порхавших среди гнилых ветвей яблонь.

– Разве тебе никогда не хочется выйти? – спрашивал я ее. – Не хочется посмотреть на звезды или погулять по берегу реки и полюбоваться садом?

– Я давно перестала об этом думать.

– А о чем ты больше всего скучаешь?

– Ни о чем.

– Но что-то ведь должно быть.

Она на мгновение задумалась.

– Раньше я любила осень, когда листья начинают опадать. Мы ездили в Кью-гарденз, и я бегала по аллеям, подбрасывая и ловя листья. Свернутые листья скользили из стороны в сторону, словно миниатюрные лодочки, пока не опускались мне на ладони.

– Я мог бы завязать тебе глаза, – предложил я.

– Нет.

– А что если ты наденешь на голову коробку? Ты сможешь притвориться, что ты в доме.

– Не думаю.

– Может, мне дождаться, пока ты уснешь, и вытащить из дома твою кровать?

– Вниз по лестнице?

– М-да. Рискованно.

Она обняла меня за плечи:

– Не волнуйся за меня. Я вполне счастлива здесь.

С тех пор у нас появилось постоянное развлечение. Я предлагал все новые и новые способы вывести ее из дома с помощью различных приспособлений, вроде того чтобы приделать ей крылья или спустить по канату. Грейси слушала с притворным ужасом и говорила, что я и есть настоящий сумасшедший.

– И что же ее день рождения? – нетерпеливо спрашивает Чарли. Мы как раз пересекаем Сент-Джон-вуд, только что миновав поле для крикета. Огни проезжающих машин ярко вспыхивают на фоне бесцветных стен домов.

– Я думал, ты хотела услышать всю историю.

– Да, но ведь так можно и состариться.

Джулиана начинает хихикать:

– Этот сарказм у нее от тебя, ты знаешь?

– Хорошо, – вздыхаю я. – Расскажу тебе о дне рождения Грейси. Она всегда скрывала свой возраст, но я знал, что в тот год ей исполняется семьдесят пять, потому что обнаружил кое-какие даты, просматривая ее семейный альбом.

– Ты говорил, она была красавицей, – замечает Чарли.

– Да. Это нелегко понять, глядя на старые фотографии, потому что на них никто не улыбается, а женщины выглядят просто испуганными. Но Грейси была другой. Ее глаза блестели и смотрели так, словно она вот-вот рассмеется. И еще она всегда затягивала пояс потуже и вставала, чтобы солнце просвечивало сквозь ее юбку.

– Она была кокеткой, – говорит Джулиана.

– Что значит «кокетка»? – спрашивает Чарли.

– Не важно.

Чарли хмурится и обхватывает колени, пристраивая на них голову.

– Очень трудно было подготовить сюрприз для Грейси, ведь она никогда не уходила из дома, – объясняю я. – Мне приходилось делать все, пока она спала…

– Сколько тебе было?

– Шестнадцать. Я еще учился в Чартерхаусе.

Чарли кивает и принимается закалывать волосы высоко на макушке. Она выглядит точь-в-точь как Джулиана.

– Грейси не пользовалась гаражом. Машина была ей не нужна. В гараже были большие деревянные двери, открывавшиеся наружу, а внутренние двери вели в прачечную. Первым делом я там прибрался, вытащил мусор и помыл стены.

– Тебе нельзя было шуметь.

– Точно.

– И ты развесил китайские фонарики?

– Несколько сотен. Они мерцали, как звезды.

– А затем ты раздобыл большой мешок.

– Да-да. Мне понадобилось четыре дня. Я ездил на велосипеде с большим мешком за плечами. Люди, наверное, думали, что я уборщик или смотритель парка.

– Может, они думали, что ты сумасшедший.

– Вероятно.

– Такой же сумасшедший, как и мы?

– Ага. – Я украдкой бросаю взгляд на Джулиану, но она воздерживается от колкостей.

– А что было дальше? – спрашивает Чарли.

– Ну, утром в свой день рождения Грейси спустилась вниз, и я попросил ее закрыть глаза. Она взяла меня за руку, и я повел ее через кухню в прачечную, а потом в гараж. Когда она открыла дверь, целая лавина листьев взметнулась в воздух и закружилась вокруг нее. Я сказал: «С днем рождения!» Надо было видеть ее лицо. Она посмотрела на листья, потом на меня. На мгновение я подумал, что она рассердилась, но она улыбнулась мне такой чудесной улыбкой!

– А я знаю, что произошло потом, – говорит Чарли.

– Да. Я тебе уже рассказывал.

– Она бросилась в листья.

– Ага. Мы оба. Мы подбрасывали их в воздух коленками. Мы кидались листьями друг в друга и сгребали их в горы. В конце концов мы так выбились из сил, что рухнули на кипу листьев и лежали рядом, глядя на звезды.

– Но ведь это были не настоящие звезды?

– Да, но мы притворились.

Вход на кладбище Кенсал-грин находится на улице Харроу-роуд, и его легко не заметить. Джулиана ведет машину по узкому проезду и паркует машину среди деревьев, как можно дальше от дома сторожа. Глядя сквозь лобовое стекло, я вижу аккуратные ряды могил, дорожки и клумбы.

– Это противозаконно? – шепотом спрашивает Чарли.

– Да, – отвечает Джулиана.

– Не совсем, – поправляю я, принимаясь вытаскивать коробки и передавать их Чарли.

– Я могу понести две, – объявляет она.

– Хорошо, я возьму три, а потом вернемся за остальными. Если, конечно, мама не хочет…

– Мне и здесь хорошо. – Джулиана даже не двинулась со своего водительского кресла.

Мы пускаемся в путь, поначалу держась близ деревьев. Длинные пальцы лужаек вытянулись между могил. Я шагаю осторожно, боясь наступить на цветы или споткнуться о могильную плиту. Звуки с Харроу-роуд постепенно затихают и сменяются пением птиц и гулом периодически проходящих мимо поездов городской железной дороги.