Книга Незабудки для тебя - Нора Робертс

— Я не хочу ее трогать…

— Жюльен! — Теперь ее голос звучал непреклонно. — Делай, как я говорю! Быстро!

Жозефина отвернулась от сына и направилась к колыбели, где заходилась в плаче малышка. Отчаянный плач ребенка стих, сменившись обессиленным хныканьем. На миг… Жозефина уже занесла руку, чтобы накрыть ладонью нос и рот девчонки. Одно движение руки и… Это так же просто, как утопить котенка.

И все же… Жозефина помедлила. В этом ребенке — кровь ее сына, а значит, и ее. Да, эта девчонка ей ненавистна — и все же пусть живет.

— Спи, — приказала она. — Завтра решим, что с тобой делать,

Жюльен ушел, унеся с собой изнасилованную и убитую им женщину, а Жозефина принялась наводить порядок в детской. Поставила на стол свечу. Соскребла с пола следы воска, вернула на место кочергу, изорванным пеньюаром Абигайль стерла с нее и с пола следы крови. Все это она проделала быстро, запретив себе думать о том, что произошло в этой комнате всего несколько минут назад. Сейчас она думала лишь о том, как спасти сына.

Удостоверившись, что ничто в комнате не напоминает о случившемся, она вышла, оставив свою затихшую внучку в колыбели.

Наутро она уволит няньку, покинувшую свой пост. Подруга Абигайль уйдет из этого дома прежде, чем вернется Люсьен и обнаружит, что его жена исчезла.

Девка сама во всем виновата, думала Жозефина. Не зря говорится: всяк сверчок знай свой шесток. Существует же определенный порядок: одним положено властвовать, другим служить, так устроен мир. Когда человек из низов общества пытается пролезть наверх, добра не жди. Не приворожила бы она Люсьена (а какая-то ворожба тут замешана, это уж точно!) — осталась бы жива.

Каким скандалом обернулась эта история для семьи Мане! Что за пересуды начались среди соседей, когда старший сын и наследник сбежал из дома и обвенчался тайком с какой-то босоногой нищенкой, выросшей в лачуге на Болоте!

А потом молодые вернулись домой — и стало еще хуже. Пришлось притворяться, что мать смирилась с выбором сына. А как иначе? Что бы ни случилось, главное — держать лицо.

И разве не сделала она все для того, чтобы эта девчонка выглядела, как подобает члену семейства Мане? Изящные сумочки из Парижа, серьги… А что толку? Стоило ей открыть рот — и все понимали, кто она такая и откуда родом. Горничная… Боже правый!

Жозефина вошла в спальню и закрыла дверь. На кровати, на голубом покрывале лежала убитая жена Люсьена.

Что ж, сказала себе Жозефина. Что случилось, то случилось. Теперь Абигайль Роуз — помеха, от которой нужно поскорее избавиться.

В кресле, закрыв лицо руками, скорчился Жюльен.

— Кричит… — бормотал он. — Я слышу, как она кричит…

Решительным шагом Жозефина подошла к нему и, взяв за плечи, крепко встряхнула.

— Хочешь, чтобы за тобой пришли? — резко спросила она. — Чтобы тебя повесили, как насильника и убийцу? Хочешь навлечь позор на всю семью?

— Я не виноват! Она сама меня завлекала! А потом набросилась на меня! Смотри, смотри! — Он повернул голову. — Видишь, как она мне в лицо вцепилась?

— Вижу.

На миг — всего на миг — Жозефина дрогнула. Она была женщиной, в груди ее билось живое сердце, и сейчас оно содрогнулось при мысли о преступлении, которого страшатся все женщины.

Как бы там ни было, эта девушка любила Люсьена. И ее изнасиловали и убили у самой колыбели ее дочери.

Это Жюльен, ее другой сын, напал на нее, избил, осквернил ее тело. И задушил.

Пьяный, обезумевший от злобы — убил жену родного брата. Боже правый!

Но тут же она решительно отбросила эти мысли.

Девчонка мертва, ей уже не поможешь, а сын — жив.

— Ты сегодня был у проститутки… И нечего нос воротить! — прикрикнула она. — Я хорошо знаю, что делают мужчины в городе по ночам. Ты был со шлюхой?

— Да, — выдавил наконец Жюльен.

Она кивнула.

— Значит, если кто-нибудь тебя спросит, откуда у тебя царапины на лице, — отвечай, шлюха расцарапала. А в детскую ты сегодня не заходил. — Жозефина присела перед сыном, сжала его лицо в ладонях, чтобы он не мог отвести глаз, и проговорила медленно и властно: — Ты там вообще не был. Что тебе там делать? Поехал в город, чтобы выпить и развлечься, выпил, сходил к проститутке, вернулся домой и лег спать. Понятно?

— Но как мы объясним…

— Ничего объяснять не придется. Повтори, что ты делал сегодня вечером?

— П-поехал в город. — Жюльен облизнул губы. — Напился, отправился в бордель, вернулся домой и лег спать.

— Так. — Она потрепала сына по исцарапанной щеке. — Теперь соберем ее вещи: что-нибудь из одежды, из украшений. Не все. Так, чтобы было понятно, что собиралась она второпях. Уложила вещички и сбежала с тайным любовником. Быть может, с настоящим отцом ребенка, что сейчас спит наверху.

— С каким любовником?

Жозефина испустила тяжелый вздох. Жюльен был ее любимчиком, но насчет его сообразительности она не питала иллюзий.

— Неважно, Жюльен. Ты об этом ничего не знаешь. Так… — Она подошла к гардеробу, достала длинную черную бархатную накидку. — Заверни ее вот в это. Быстро! — приказала она таким голосом, что Жюльен мгновенно вскочил на ноги.

Дрожащими руками, еле сдерживая тошноту, он завернул труп в черную ткань. Мать его тем временем упаковывала вещи Абигайль в чемодан и в шляпную коробку.

В спешке она, не заметив, выронила брошь-часы, покрытую эмалью и увенчанную крохотными золотыми крыльями, — и задела ее ногой. Украшение откатилось в дальний угол.

— Бросим тело в болото. Идти придется быстро. В сарае в саду есть старые кирпичи — они понадобятся, чтобы она не всплыла.

«А рыбы и аллигаторы довершат дело», — мысленно закончила Жозефина.

— Даже если ее найдут — найдут далеко от нашего дома. Ее убил человек, с которым она сбежала. Вот и все. — Она достала из кармана батистовый носовой платок, отерла лицо, пригладила растрепавшиеся волосы. — Именно так и подумают, когда ее найдут. Нам нужно унести ее прочь от нашего дома. Скорее!

При всем своем самообладании сейчас Жозефина чувствовала, что у нее самой мутится ум. Все чувства ее обострились. Луна светила прямо в глаза. Как нагло пялится в окно луна — подглядывает она, что ли? За спиной шумно дышал Жюльен, впереди — непроглядная ночь с ее звуками и таинственными шорохами. Лягушки, насекомые, ночные птицы — все выводили свою нескончаемую мелодию.

Конец столетия, начало нового века. Что ж, эта постыдная страница жизни ее семьи останется в прошлом, и она войдет в новую эпоху как должно, гордой и сильной.

В воздухе висела промозглая сырость. Но, сгибаясь под тяжестью чемодана и мешка с кирпичами, Жозефина не ощущала холода. Тело ее горело, как в огне, мышцы рук и ног ныли от непривычной тяжести. Но она упорно продвигалась вперед, как солдат в строю.