Книга Верная жена - Роберт Гулрик

Она надеялась, что Ральф Труит из их числа, что жизнь, которую он ей предлагает, сложится удачно.

Солнце заходит каждый день. Не может быть, что тот великолепный закат так и остался единственным.

Полчаса. Кэтрин встала из-за туалетного столика, сняла красные шелковые туфли и поставила их рядом. Затем быстро расстегнула вышитый жакет дорожного костюма и бросила его на пол позади себя. Стянула шелковую блузу и тяжелую юбку из красного бархата. Расшнуровала и сняла вышитый корсет. Неожиданно она почувствовала себя легкой. Казалось, она вот-вот оторвется от пола и поднимется в воздух над лужицей из алого бархата, растекшейся возле ног.

Все это время Кэтрин не отрывала глаз от зеркала, глядя на безголовое отражение собственного тела. Зрелище было приятным. Ей нравилось ее тело. Она изучала его, как это иногда бывает у женщин, бесстрастным взглядом, словно магазинную витрину, ясно понимая, из какого материала она создана. Каждый день она заглаживала и холила этот материал, украшала его, чтобы он привлекал внимание.

Ничего больше.

Наклонившись, она подняла одежду и шелковые туфли и связала все в аккуратный узел. Быстро подошла к окну, открыла его и под стук колес выбросила в темноту свои дорогие вещи. Падал снег. Весна придет нескоро. Ее красивая одежда к тому времени почернеет и истлеет.

Сняв с верхней полки маленький потертый серый чемодан, она расстегнула застежки и вынула простое черное платье. В чемодане осталось два таких же платья. Кэтрин снова уселась у туалетного столика, отпорола часть подола, после чего сняла с себя украшения — гранатовый браслет и сережки — и завернула их в тонкий носовой платок, до сих пор пахнувший терпким мужским одеколоном. Туда же она положила изящное бриллиантовое кольцо и засунула маленький сверток в отпоротый подол.

Ловко продев нитку в иголку, она быстро зашила драгоценности. Эти украшения, хоть и незначительные, напоминали ей о прежней жизни, спрятанной сейчас в подол простого платья. Эти маленькие побрякушки были ее гарантией, билетом из темноты в свет, если темнота настанет. Это была ее независимость. Ее прошлое.

Ну вот. Кэтрин быстро облачилась в платье и застегнула тринадцать пуговиц. Три платья, вот и все, что у нее осталось. Она сшила их сама — так, как научила мать. Без корсета она ощущала себя удивительно легкой.

Подробности выдуманной истории не казались для нее проблемой; она репетировала их месяцами. Фразы. Фальшивые воспоминания. Музыка. У нее было так мало собственной жизни, так мало себя, что ей легко было перенять манеры другого человека. Ее новая суть становилась реальностью.

Она распустила темные кудри, обрамлявшие лицо, и затянула их так, что глазам стало больно, после чего уложила в аккуратную кичку.

Снова нахлынули воспоминания. Кадет в повозке. Мать, умершая в тот момент, когда на свет явилась Алиса. Радуга. Кэтрин собрала эти воспоминания и зашила так же аккуратно, как драгоценности в подол юбки. Ей надо было убрать все сложности прошлого и сделаться простой и ясной.

Простая честная женщина, неожиданно оказавшаяся в роскошном частном железнодорожном вагоне. Ребенок в белом платье, сидевший между матерью и неизвестным мужчиной.

Кэтрин Лэнд не вставала с места до последнего, балансируя между началом и концом. Поезд замедлил ход и остановился. Подоспевший проводник снял с полки ее чемодан. Она дала ему на чай, слишком много, и он улыбнулся.

Она все еще разглядывала свое лицо. Она не могла, не желала жить без денег или любви. В последнем письме Ральф Труит застенчиво предложил ей взять все, что у него есть. Она знала о том, что должно случиться, в отличие от него.

Наконец Кэтрин поднялась, надела тяжелое черное миссионерское пальто и покинула купе, тихо закрыв за собой дверь. Она не нервничала. Миновала коридор, спустилась по металлическим ступеням, держась за руку проводника, и застенчиво и грациозно шагнула на платформу к Ральфу Труиту.

Глава 3

Ее ослепила снежная круговерть. Платформа была погружена в ауру движущегося света. Окружающие бегали взад и вперед, приветствовали друг друга, целовались, вскидывали на плечо чемоданы и сумки, укрывали младенцев от колючего снега, который летел по горизонтали, вскидывался, окружал торопившихся людей, быстро поднимался и исчезал в черной пустоте. Казалось, ему нет конца.

Кэтрин думала, что не узнает Ральфа до тех пор, пока он не останется один на платформе, но конечно же, она его узнала. У него было лицо человека, никак не связанного с остальной толпой. Она тотчас его вычислила. Ральф выглядел богатым и одиноким.

Неожиданно она испугалась. Ей как-то не приходило в голову, что им придется общаться. Разумеется, поздороваться-то они должны, но дальше приветствия она не смотрела. Будущее представилось ей вечностью. Кэтрин вообразила бесконечные мелкие разговоры, какие бывают в жизни женатых пар, словесную дуэль, притирание друг к другу, исполнение семейных обязанностей.

Конечно же она выйдет за него. Раз обещала, значит, сделает. Но что потом? Как заполнить дни, бесконечные трапезы, рутину, нескончаемые часы в звенящей пустоте, которая, наверное, высосет из нее способность к нормальной речи.

Начала обычно очаровательны, но сейчас ее охватил ледяной страх при мысли о пошлых удовольствиях поджидающих ее в середине. Если она заболеет, он наверняка станет за ней ухаживать. Они будут следить за ценами. Скорее всего, он человек прижимистый, хотя и дорого одет. Она будет просить у него денег, и он будет их выдавать. Он будет платить за вещи, которые им понадобятся, а она — держать перед ним отчет: на что потратилась. За обедом будут обсуждать еду, которую она ему приготовит. Болтать о погоде, отмечать любую перемену за окном, вместе читать у камина или у плиты долгими зимними вечерами. Кэтрин пыталась вообразить, что они будут делать и о чем беседовать. Она стала размышлять, как обычно ведут себя люди в такой ситуации, и вдруг осознала, что понятия об этом не имеет.

В поезде, медленно следовавшем из Чикаго, все мелькавшие за окном предметы имели четкие границы. Здесь, под колючим снегом, в темноте, все расплывалось, очертаний не было, смутно виднелись лишь неопределенные формы. И Кэтрин стало страшно.

Им двоим ничего более не оставалось, как прижаться друг к другу, идти вперед и ждать весны. Она будет делать то, что должна.

Кэтрин шагнула Труиту навстречу. Он стоял, засунув руки в карманы длинного черного пальто. На меховом воротнике сверкал снег. Она едва могла разглядеть его лицо, когда он к ней повернулся. Ральф казался… каким? Печальным? Симпатичным? Скорее, одиноким.

Самой себе она представлялась нелепой — в дешевой черной шерстяной одежде, с дешевым серым картонным чемоданом. «Просто начни, — сказала она себе. — Подойди, поздоровайся, а дальше потечет само собой».

— Мистер Труит? Я Кэтрин Лэнд.

— Не может быть. У меня есть фотография.

— Это снимок моей кузины Индии.