Книга Ночь длиною в жизнь - Тана Френч

Холли легонько хихикнула.

— Нет, конечно.

Я раскрасил текст лиловым и выбрал причудливый шрифт.

— А теперь?

Помотала головой.

— А если бы компьютер сначала задал тебе много вопросов, а потом выдал бы это? Тогда была бы правда?

Мне показалось, что я победил, но худенькие плечики снова напряглись.

— Ты сказал «проблема».

— Да. Придется немного поменять планы.

— Я еду обратно к маме, — сообщила Холли ноутбуку. — Так?

— Да, солнышко. Прости меня, пожалуйста. Я приеду за тобой, как только освобожусь.

— Работа, да?

Меня скрутило всепоглощающее чувство вины — такого не добилась бы и Оливия.

— Нет, — ответил я, откинувшись, чтобы видеть лицо Холли. — Работа ни при чем. Пусть катится колбаской, правда?

Я заслужил слабую улыбку.

— Знаешь тетю Джеки? У нее большая проблема, и она хочет, чтобы я прямо сейчас этим занялся.

— А можно мне с тобой?

И Джеки, и Оливия время от времени подкатывали с намеками, что Холли стоило бы встретиться с папиной семьей. Нет уж, только через мой труп ступит Холли в безумную атмосферу семейства Мэки. А тут еще зловещий чемоданчик…

— В другой раз. Вот я со всем разберусь, и мы позовем тетю Джеки поесть где-нибудь мороженого, ладно? Для поднятия духа?

— Ага, — ответила Холли, устало вздохнув, совсем как Оливия. — Будет здорово… — Она высвободилась из моих объятий и начала запихивать вещи в портфель.

В машине Холли продолжала тихонько беседовать с Кларой — я не расслышал ни слова. На каждом светофоре я смотрел на дочку в зеркало заднего вида и клялся себе, что сделаю ради нее все: разыщу номер телефона Дейли, брошу чертов чемоданчик у них на крыльце и заберу Холли баиньки в свой Дэвид-Линчевский муравейник. Впрочем, я прекрасно понимал, что ничего этого не будет — Фейтфул-плейс и чемоданчик слишком долго ждали моего возвращения, и знакомство с приготовленными для меня сюрпризами займет немало времени.

В прощальном послании, лишенном девичьего мелодраматизма, Рози написала:

«Пожалуйста, не надо на меня сердиться. Конечно, это неприятный сюрприз, но я не нарочно. Я все тщательно обдумала, это мой единственный шанс прожить жизнь так, как я хочу. Очень жаль, если мое решение принесет боль, расстроит и разочарует. Так хотелось бы услышать пожелания удачи в новой жизни в Англии! Впрочем, возможно, я прошу слишком много. Обещаю, что когда-нибудь вернусь. До встречи, с бесконечной любовью, Рози».

Между минутой, когда она оставила записку на полу в номере шестнадцатом — в комнате, где мы впервые поцеловались, — и минутой, когда она собиралась перекинуть чемоданчик через стену и дать стрекача, что-то произошло.

2

Фейтфул-плейс без посторонней помощи не отыщешь: район Либертис веками застраивался как попало, без всякого вмешательства со стороны градостроителей, а Фейтфул-плейс — тесный тупичок, зажатый в самой середке, словно ложный ход в лабиринте. Улица расположена в десяти минутах ходьбы от Тринити-колледжа и шикарных магазинов на Графтон-стрит, но в те дни в Тринити мы не совались, а типчики из Тринити не ходили по нашей улице: район считался не опасным, но обособленным — заводские рабочие, каменщики, пекари, бедняги на пособии да редкие счастливчики с гиннессовской пивоварни, с медицинской страховкой и вечерними курсами. Либертис — «Свободы» — получили свое имя сотни лет назад, поскольку тут существовала своя жизнь и действовали свои правила. Правила нашей улицы гласили: как бы ты ни страдал от безденежья, в пабе проставляешься в очередь; если приятель ввязался в потасовку, вытаскивай его, как только нос раскровавят, — тогда никто не уронит достоинства; героин только для совсем пропащих; по воскресеньям церковь не пропускай, будь ты хоть самый отчаянный анархист-панк-рокер; и ни в коем случае ни на кого не стучи.

Я припарковал машину подальше и пошел к дому пешком — незачем родне знать, на чем я езжу, и незачем им видеть детское сиденье. Ночной воздух в Либертис остался прежним, теплым и беспокойным, ветер играл пакетами от чипсов и автобусными билетами, из пабов доносился неясный гул. Наркоманы, околачивающиеся на перекрестках, теперь щеголяли цацками в дополнение к спортивным костюмам — новое слово в моде. Двое, заметив меня, взяли курс на сближение, но передумали, едва я одарил их акульей улыбкой.

Фейтфул-плейс — это два ряда по восемь кирпичных домов, у каждой входной двери — крыльцо. В восьмидесятые каждый дом населяло три-четыре семьи, а то и больше. Под «семьей» подразумевали и Психа Джонни Мэлоуна, который воевал еще в Первую мировую и при случае хвастал татуировкой из Ипра, и Салли Хирн, не то чтобы гулящую, но ведь многочисленный выводок надо как-то содержать… Доходягам на пособии доставался подвал и дефицит витамина D; регулярный заработок обеспечивал часть первого этажа; семьям, которые жили в доме несколько поколений, полагался верхний этаж, где над головами никто не топал.

Считается, что родные места после долгого отсутствия словно мельчают, однако моя улица по-прежнему осталась шизоидной. Парочку домов отремонтировали — вставили двойные оконные рамы, выкрасили стены в пастельный цвет «под старину», — к остальным даже не притрагивались. Номер шестнадцатый, похоже, дышал на ладан: продырявленная крыша, на ступеньках штабель кирпичей и разбитая тележка, на двери следы давнего поджога. В окне первого этажа дома номер восемь горел свет: золотой, уютный — и чертовски опасный.

В первые три года после того, как родители сыграли свадьбу, на свет с предсказуемой периодичностью появились Кармела, Шай и я — чего еще ожидать в стране контрабандных презервативов? Потом наступила пятилетняя передышка, которая закончилась рождением Кевина, а еще пять лет спустя родилась Джеки — видимо, в какой-то миг взаимная ненависть родителей приугасла. Мы занимали четыре комнаты на первом этаже дома номер восемь: комната девочек, комната мальчиков, кухня, гостиная — и туалет во дворе за домом. Мылись все в жестяной ванне на кухне. Сейчас родители живут в квартире вдвоем.

Мы с Джеки видимся примерно раз месяц, и она «держит меня в курсе», считая, что мне позарез нужны мельчайшие подробности жизни каждого, хотя для меня главное — вовремя узнавать о смертях в благородном семействе. Я знал, что у Кармелы четверо детей и задница как у автобуса, Шай живет этажом выше родителей и работает все в том же велосипедном магазине, из-за которого ушел из школы, Кевин продает телевизоры с плоским экраном и каждый месяц меняет подружку, па спину повредил, а ма — все та же ма. Ну и завершает эпическое полотно сама Джеки — парикмахер, живет со своим Гэвином, за которого собирается замуж. Если верить Джеки — что не слишком разумно, — мои родственнички ничегошеньки обо мне не знают.

Входную дверь и дверь в квартиру оставили открытой, хотя в наше время в Дублине двери запирают, и не на один замок. Джеки постаралась, устроила так, чтобы я сам смог пройти. Из гостиной доносились голоса: короткие фразы, длинные паузы.