Книга Лев правосудия - Леена Лехтолайнен

Проехав несколько улочек Паганико в восточном направлении, я легко нашла нужный ресторан. Было немногим более семи. Местные в Тоскане так рано не ужинают, но мой аппетит разыгрался не на шутку, и я решила поступить, как глупая туристка: припарковалась во дворе и вошла в пустой зал ресторана. Там было несколько десятков столиков и могло вместиться около ста клиентов. Такое место легко было держать под контролем: зал представлял собой одно большое помещение, без изолированных кабинок и укромных уголков. Я по привычке села за столик, откуда хорошо просматривался весь зал. Ко мне сразу подлетел официант и принес меню. Особенным предложением этого ресторана были трюфели. Я их никогда не пробовала, но грибы, в принципе, любила. Цены были по карману обычному человеку. Бросив взгляд в меню, я определила, что дорогая закуска, отмеченная в чеке, была ассорти из пяти видов трюфелей. Я решила съесть для начала закуску, а потом уже приниматься за расспросы о Давиде. Приветливый официант был примерно одного со мной возраста. Я заказала трюфельное карпаччо и пасту с трюфелями, а в качестве основного блюда выбрала флорентийский бифштекс. Мне требовался хороший кусок мяса, чтобы восстановить силы и по возможности обеспечить крепкий сон в постели, в которой, увы, Давида больше не было. Мне предстояло еще вести машину, поэтому я взяла лишь четверть графина красного вина.

Ощущая некоторую неловкость, я пристроила телефон на столе рядом с сервировочной тарелкой. Официант, наверное, счел меня невоспитанной туристкой: еда здесь — это святое, во время приема пищи на звонки отвечать не принято. Звуковой сигнал я отключила, но замечу, если экран замигает. Фирменное красное вино, вероятно, было хорошим, но я, к сожалению, в этом почти не разбираюсь. Когда я работала в ресторане «Чез Моник», Моника пыталась посвятить меня в тайны вин, но скоро разочаровалась в моих способностях. По-моему, вино за шесть евро ничем по вкусу не отличалось от того, что за шестнадцать, и я так и не научилась чувствовать разницу между обычным игристым вином и настоящим шампанским. Хотя при необходимости смогла бы притвориться, будто кое-что понимаю.

Но когда принесли закуску, я мигом забыла о телефоне. Уже за метр повеяло потрясающим ароматом белого трюфеля. Я осторожно попробовала гриб и сырое мясо. Мне хотелось жадно наброситься на еду, однако данные Моникой уроки настолько прочно засели в голове, что я сдержала себя и аккуратно приступила к трапезе.

Я доедала последний кусочек карпаччо, когда колокольчик на двери зазвенел, объявляя о приходе новых посетителей. Зашла молодая семья: родители и трое детей младше десяти лет. Прощай, спокойный обед! Семья уселась за ближайший столик. В Финляндии они, конечно же, устроились бы как можно дальше от меня, чтобы мелюзга не помешала чужой тете. Я попыталась расслышать, что заказали дети. Здесь определенно не получишь пюре с сосисками.

Порция пасты оказалась громадной, и, счастливая, я погрузилась в процесс поглощения пищи. Дети что-то напевали, и это вполне сходило за музыкальный фон. Похоже, официант знал это семейство. Мне бы сильно повезло, если бы большинство посетителей оказались местными: тогда официант наверняка хорошо запомнил бы Давида и его спутников, заходивших сюда несколькими неделями ранее. Один двухметровый Давид чего стоил. Я старалась не думать о том, что, возможно, компанию ему составляла какая-нибудь обворожительная женщина. Найденный чек был при мне: возможно, он поможет официанту что-то вспомнить.

В зал вошли новые клиенты: две женщины за пятьдесят с темно-рыжей собачкой. Моника, будь ее воля, впускала бы собак даже в конференц-зал «Чез Моник», но служащие санэпиднадзора имели на этот счет другое мнение. Женщины тоже уселись неподалеку от меня, негромко переговариваясь по-итальянски. Собака вертелась у них в ногах. Одна из женщин, низкорослая и седовласая, излучала силу и уверенность. Другая, выше и стройнее, отличалась любопытным взглядом, как у молодых. Тщательно подчистив остатки паштета, я подумала, что неплохо бы разговорить официанта, когда он придет забрать мои тарелки. Интересно, хорошо ли окружающие понимают по-английски?

Официант направлялся к моему столику, в это время собака поднялась, потянулась и сделала несколько шагов в мою сторону. Я протянула руку, чтобы ее погладить. Она, конечно, не рысь, но явно с норовом. Собака обнюхала мои туфли и позволила почесать себя между ушами. Шерсть ее была гораздо более шелковистой, чем у рыси.

— Назад, Никуцца, — сказала женщина, что повыше, на чистом финском языке.

От неожиданности у меня перехватило дыхание, но я постаралась ничем себя не выдать и, равнодушно отведя взгляд, судорожно принялась размышлять. Может ли оказаться простой случайностью то, что я повстречала другую финку здесь, в этом забытом Богом месте? Не эта ли женщина была сотрапезницей Давида? Если нет, то в таком случае кто она?

Официант сделал посетительницам замечание по поводу собаки и получил в ответ возмущенную тираду. Очевидно, здесь не разрешалось приводить животных в помещения. Высокая женщина встала и отдала какую-то команду собаке, на этот раз по-итальянски. Может, финский мне только послышался? Собака последовала за ней на улицу, скользнув теплой шелковистой шерстью по моим ногам. Официант подошел подлить воды в мой стакан и открыто улыбнулся, без тени заигрывания. Не будет ли слишком рискованным задавать вопросы в присутствии моей соотечественницы? За двухлетний срок обучения в Академии частной охраны Куинса, что в Нью-Йорке, я избавилась от характерных восточнокарельских интонаций в моем английском, но финский акцент в моей речи легко можно было уловить, стоило лишь немного прислушаться. В итальянском говоре владелицы собаки ничего такого не наблюдалось, правда, итальянский не самый сильный мой язык.

Я попыталась воскресить в памяти речь нашего преподавателя Майка Вирту, основателя и директора академии. Американский акцент может быть у представителя какой угодно национальности, ведь он сам собой цепляется из популярных песен и фильмов без дубляжа. Когда мне принесли бифштекс, я вынула чек Давида и спросила официанта, помнит ли он двухметрового чернобородого и черноволосого мужчину, ужинавшего здесь пару недель назад. Выражение лица официанта ясно говорило: опять эти истории с ревностью! Он очень сожалеет, синьора, но, очевидно, он в тот вечер даже не был на работе. Был Луиджи, однако не в его привычках запоминать мужчин. Другое дело очаровательные женщины, такие как синьора. Я колебалась, сунуть ли ему банкноту и достаточно ли будет двадцати евро? Потом решила заняться бифштексом. Я не верила в существование какого-то Луиджи, потому что рестораны подобного типа обычно семейные предприятия: на кухне хлопочут отец и мать, а на обслуживании — младшее поколение. Хотя этот Луиджи мог быть братом официанта.

Телефон замигал: пришло сообщение. Но не от Давида, а от моей прежней соседки по съемной квартире, Риикки: она просила оставить свободной первую субботу сентября, когда состоится ее свадьба. В голове всплыла старая песня: «У меня похороны, у тебя свадьба». За всю свою жизнь я была на свадьбе только однажды, когда охраняла клиента. Посещать похороны мне приходилось гораздо чаще.

Женщины за ближайшим столиком ели свою пасту. Меня подмывало дать собаке косточку от бифштекса, но заговорить с женщинами я не решилась, чтобы случайно себя не выдать. Отказавшись от кофе, попросила счет. Паста утолила голод, но какая-то внутренняя неудовлетворенность по-прежнему ощущалась. Я расплатилась, оставив немного мелочи на чай, и шагнула в темноту вечера. Моросил дождь, ветер сразу же ринулся под полы расстегнутого жакета. На ощупь пытаясь открыть дверь машины, я вдруг услышала сзади крик: