Книга Сокровище Джунаида - Михаил Шалаев

Прапорщик Деревянко взял ключи, поглядел на плюгавого управдома свысока, лениво подумал, не дать ли ему в ухо, но настроение было миролюбивое. Вместо этого спросил, вспомнив вдруг неразрешимую загадку:

— А что такое «УЖКХ ГАС»?

— Управление жилищно-коммунального хозяйства, городская администрация Ставрополя, — заученно, как молитву, протараторил управдом.

— Так это они быков прислали? — удивился Владимир.

— Как можно… — смутился плюгавый.

— УЖКХ ГАС… — разочарованно повторил Деревянко. Так все банально. А ему это слово казалось — чисто по звучанию — именем какого-то ужасного разбойника, типа Бармалея. Детское, незамутненное восприятие.

Еще через два дня, выправив и сдав необходимые бумаги, прапорщик сел в поезд и покинул Ставрополь, который встретил его так сурово и проводил так ласково. Устраиваясь поудобнее на верхней полке плацкартного купе, Деревянко еще раз с тоской подумал о том, что ему предстоит любым способом добыть (Владимир бессознательно избегал слова «украсть») и вывезти в контейнере два «калаша». Глядя в окно, попытался представить, как это будет выглядеть, — и тяжело вздохнул. Но потом вспомнил, какая замечательная оказалась у тетки квартира — уютная «двушка», хорошо спланированная, с высокими потолками и большой кухней. Обстановка вот, правда… Ну, ничего, свою мебель расставить — сразу лучше станет. А теткино барахло можно будет продать — еще и деньги капнут… Эти мысли были так приятны, так баюкали, что он не заметил, как уснул, а поезд увозил его все дальше и дальше, навстречу приключениям, к которым прапорщик нисколько не стремился. Как раз наоборот.

Но что мы знаем о превратностях судьбы?

По возвращении в расположение родной комендатуры Деревянко, как положено, доложил коменданту, майору Яшчуру, о своем изменившемся статусе. Для командира это означало одно — что скоро у него появится еще одна вакансия, закрыть которую в связи с массовым бегством личного состава на историческую родину будет практически некем. Можно, конечно, взять на службу кого-нибудь из местных, но эти воруют даже больше и наглее, чем прапорщики советской закалки. А потому особого восторга майор Яшчур не выразил и поздравлять Владимира не стал.

Более того, зная, что у Деревянко буквально на днях подходит к концу срок очередного контракта, комендант понимал, что никак не сможет задержать прапора хотя бы ненадолго. Поэтому нагадил, чем мог — тут же отнял у Деревянко ключи от всех складов, не подозревая, что тем самым нанес ему смертельный удар: без них выполнить обещание, данное Витьке-Упырю, становилось не просто сложной задачей, а переходило в область туманных мечтаний. Эмоциональный человек на его месте из принципа достал бы один автомат, чтобы застрелиться, но прапорщицкая привычка решать все проблемы по мере поступления выручила его и тут. Он не стал стреляться, хотя в последующие дни при воспоминании об Упыре непроизвольно втягивал голову и опасливо оглядывался.

Еще через неделю, мечась по квартире в поисках бумаги, прапорщик Деревянко никак не мог знать, что в жизнь его опять вмешивается судьба.

Надо честно признать: бумага понадобилась ему не для того, чтобы срочно записать пришедшую в голову стихотворную строфу, и не для того, чтобы заняться древним японским искусством оригами. Он или съел что-то не то на обед в комендатурской столовой, или закадычный дружок старшина Глюкало угостил его несвежим пивом. В результате Владимир едва успел добежать до дома — благо, все рядом. Но Валентина ушла в магазин, дети где-то играли, пришлось доставать из-под коврика ключ и открывать заедающий замок, а потом обнаружилось, что в туалете нет бумаги. Знаете, как дороги в таких случаях секунды? Прапорщик заметался. Бумаги в доме не было вообще — газет он не выписывал, а рвать книги было жалко. Вот тут и попался на глаза Деревянко блокнот, невесть когда засунутый на одинокую книжную полку — и забытый.

У этого блокнота была своя история.

Года три-четыре назад приехал в комендатуру корреспондент окружной пограничной газеты. Газетчиков Деревянко не любил, но размещать на ночлег и обеспечивать их пропитание приходилось как раз ему — согласно должностным обязанностям. Писака привез с собой старого-престарого дедульку-ветерана, который в свое время гонял в этих краях басмачей и контрабандистов. Гонял, видать, не слабо, раз они даже перекрестили его на свой лад: стопроцентного карабахского армянина Аршавира Богдасарова стали звать по-туркменски — Аширом Бек-Назаровым, и под этим именем он прослыл грозой всей округи.

Несмотря на ископаемый возраст, у дедульки сохранилась абсолютно ясная память: он безошибочно называл людей, с которыми служил и которых беспощадно уничтожал в двадцатые и тридцатые годы, помнил все горные тропы, перевалы и ущелья, детали реальных боевых операций. Для этого и притащил его на границу корреспондент, чтобы ветеран показал все на месте: где устраивались засады, где шли перестрелки, где с обеих сторон нешуточно гибли люди, поливая зряшной кровью пыльные камни. Таким образом журналюга, видимо, добивался эффекта присутствия.

Деревянко с удовольствием вспоминал о том, как в качестве старшего машины привез их на заставу Сюлюкли, где жил горный козел Яшка, в младенческом возрасте подобранный солдатами и вскормленный ими из соски. Теперь он вырос в настоящего красавца-кейика с рогами сантиметров по тридцать. За своих он признавал только людей в военной форме, а всех остальных норовил забодать. Не избежал бы этой судьбы и дедулька, которому Яшка нацелился поддать рогами под зад, но журналюга самоотверженно принял удар на себя, отбиваясь от козла портфелем…

Целыми днями корреспондент с ветераном разъезжали по местам боевой славы, а вечером в «приезжей» (так на границе называют крохотные гостинички для командированных, как правило, из одной комнаты с двумя-тремя койками) пили водку и пели военные песни. Так продолжалось три дня, потом они уехали, а прапорщик Деревянко, руководя уборкой помещения, обнаружил забытый корреспондентом блокнот. Он доложил коменданту, тот позвонил в редакцию, но оказалось, что ничего страшного не случилось: в блокноте корреспондент только дублировал для страховки то, что записывалось на диктофон. Впрочем, он поблагодарил и сказал, что при удобном случае заберет имущество.

После этого комендант Яшчур сунул блокнот прапорщику:

— Пусть у тебя полежит.

Понимая, что, скорее всего, потеряет его, а лишняя ответственность ни к чему, Деревянко пробовал возразить:

— Това-арищ майор!…

Тот глянул так, что возражения кончились. Для наглядности командир ненавистно мотнул козырьком фуражки на заваленный бумагами рабочий стол и добавил:

— У меня у самого этого говна…

Около года блокнот валялся на рабочем столе Деревянко. Потом прапорщик, не найдя подходящего клочка бумаги, записал в нем чей-то телефон и унес домой с мыслью вернуть попозже. Телефон так и не пригодился, а блокнот остался валяться на крохотной книжной полке, пока не попался на глаза прапорщику в момент приключившейся нужды… Такая ему выпала судьба. Блокноту, то есть.