Книга Тринадцать способов умереть - Валерий Рощин

Мысли о побеге не беспокоили, не бередили остывшую душу. Все мечты и сомнения померкли – побег был просто невозможен. Руки пленников не стягивали веревки, зато к ногам крепилась массивными «манжетами» толстая и ржавая цепь. Единой змейкой она опутывала троицу офицеров и концом своим была намертво прикручена к вкопанному в землю раскуроченному станку от пулемета ДШК. Откопать эту хрень свободными руками, ежели постараться, конечно, можно. Однако у раскрытой двери – снаружи сарайчика, постоянно торчали «духи». Сидели, ублюдки, скрестивши ноги, сверкали колючими темными глазищами, судачили на басурманском языке, да скалили белые зубы в злобных своих ухмылках.

Тут не то что выдернуть из слежавшейся породы стальную раскоряку – оправить малую нужду в углу хибары без присмотра не получалось. Стоило шевельнуться – бандиты разом замолкали и вскидывали автоматы. Оттого, видать, и дверь не закрывали, сволочи, чтоб глаз не спускать.

Вот и вспоминал Всеволод Барклай свою жизнь, привалившись спиной к прохладным булыжникам, понуро свесив коротко остриженную голову, да наблюдая за неторопливым странствием по земляному полу полоски света. Перебирал, неторопливо ворошил сорок лет своей жизни…

Вряд ли эти воспоминания были сплошь хорошими. Немного сутуловатый, но крепкий – с широкими покатыми плечами мужик, успел пережить многое. Усталые, зеленовато-карие глаза, вокруг которых уже завязались мелкие морщинки, скорее излучали печаль по чему-то несбывшемуся, нежели тосковали о потерянном. Да и что по большому счету удалось повидать за те суетные восемнадцать лет, одним коротким мигом пролетевшие после окончания военного училища?.. Служба, тренировки, командировки в горячие точки, бесчисленные боевые операции, ранения, и столь же бесчисленные госпитальные палаты… Многое, как говориться, уже осталось за его плечами. Жизнь перевалила экватор, и изученного, познанного посредством проб и ошибок, сделанного на совесть не сосчитал бы никто – набиралось этого с излишком. Неприхотливость с выносливостью вошли в привычку; болевые ощущения как у всякого человека перешагнувшего рубеж сорока, притупились; почти все решения и действия, благодаря огромному опыту, принимались автоматически – на «автопилоте»…

Первый и единственный брак вспыхнул яркой звездочкой в сумерках однообразных будней. Свою будущую жену он повстречал в одном из темных переулков соседнего с гарнизоном городка – отбил у троицы то ли пьяных, то ли обкурившихся конопли молодцов. Возвращаясь из гостей, заслышал женский крик, поспешил на помощь… Юных насильников раскидал мощными ударами в считанные секунды. Один из них, кажется, остался после того короткого «разговора» инвалидом – родители добились уголовного дела; ставшая чуть позже супругой Наталья проходила по делу и потерпевшей, и свидетелем, но своего спасителя не выдала. «Не знаю, кто это мог быть, – упрямо твердила она следователю, – не видела его ни до, ни после. Подоспел, раскидал ублюдков и был таков…» По правде говоря, Барклай нес ее от места недолгой схватки до центральной улицы на руках – та пребывала в шоке. Поймав такси, привез домой, послал отмываться в ванную, затем накормил ужином и уложил спать в отдельной комнате. Так и не дознался следак из районной прокуратуры до истины; так и остался спаситель «неизвестным»… Их любовь и супружество продлилось чуть дольше года, затем огонек стал затухать, покуда не погас совсем. Наталья – обычной наружности женщина – ни пава, ни ворона, устав от постоянных ожиданий и нервотрепки, связанной с его частыми и стремительными отъездами, тихо собрала вещи и ушла. С тех пор он ее не видел. Точнее, не захотел предпринять попытки увидеть, вернуть или что-то изменить. Знал: изменить невозможно. Предательством ее бегство не счел, полагая: она заслуживает лучшей участи, чем серая жизнь в стандартной гарнизонной хрущевке; одинокое, наполовину вдовье существование.

Через пару лет после развода он повстречал симпатичную девушку с красивым и модным тогда именем Сусанна. И снова зародилась любовь, помогая излечиться и позабыть неудавшийся брак. Одному богу было известно, сколько надежд связывал Барклай с новым знакомством, сколько душевной теплоты вкладывал в быстро развивавшиеся отношения!.. Да, он был самым обычным мужиком – ослепительных достоинств не имел, как, впрочем, и явных недостатков. Однако ж любовь беречь умел, глубоко веруя в святость и ценность этого редкостного таинства. Тем удивительнее стала внезапная перемена в поведении невысокой жгучей брюнетки – месяца через три в ее речах замелькали странные фразы о дружбе; о том, что вряд ли она сможет отвечать ему той же пламенной страстью… При этом каждый раз в шутку просила не считать ее стервой. Не отыскав в анналах памяти ни единого поступка, способного стать причиной разрыва, он долго корил себя за неумение сохранить, сберечь хрупкое к себе чувство. И только много позже, вспоминая и переосмысливая ту быстротечную связь, внезапно осознал: очень многое в повадках любительницы бесконечных тусовок, частых посиделок в кафе и многочисленных званых вечеров в своем доме, подходило под емкое определение «стерва». Возможно, Сусанна собиралась сменить поднадоевшего муженька, да выведав о скромных суммах, коими государство почивало своих израненных в горячих точках героев, потеряла интерес к Барклаю. Или же просто, добившись любви, занесла ее в список многочисленных побед, да на том и охладела, переключившись на следующую жертву… Впрочем, зла на нее Всеволод не держал. Из депрессии худо-бедно выбраться помогла, а погасить любовное пламя удалось на удивление просто – чего страдать и маяться из-за пустого человека?.. Ежели легкомысленная дурочка – так то до прихода мудрой старости; ну а коли стерва… Стервой баба перестает быть лишь на последнем вздохе.

Подполковник медленно провел ладонью по колючей щеке; не обращая внимания на автоматный ствол, тут же обратившийся черным «зрачком» в его сторону, потер воспаленные глаза; переменил позу, чтоб не затекало раненное колено. И принялся вспоминать о своей Виктории…

Нынешнюю свою ненаглядную любовью – Вику, он приметил давно. Стройная, сероглазая шатенка – жена оного из директоров банка соседнего городка, приглянулась сразу, едва устроилась работать врачом в медсанчасть их гарнизона.

И случилось это аккурат через три года после ухода жены…

Работая врачом-терапевтом в медсанчасти гарнизона «Южный», Вика прекрасно знала весь состав отряда особого назначения. Проверяя давление и пульс каждому, кто проходил регулярные обследования, она нередко выслушивала комплименты, анекдоты и прочую ерунду. Изредка кому-то отвечала, с кем-то не разговаривала никогда, но, глянув в лицо любому, зашедшему в терапевтический кабинет спецназовцу, вмиг безошибочно вспоминала имя, фамилию, должность и звание.

Ей было около двадцати шести. Девушка неброской, но мягкой красотой и удивительным обаянием привлекала многих. Острый ум и неизменное чувство юмора, позволяли, тем не менее, постоянно блюсти дистанцию, тактично усмирять пыл некоторых отважных и восторженных поклонников из числа рядовых, сержантов и офицеров…

Она долго и внимательно присматривалась к Барклаю. Возможно, актерской или журнальной красотой тот не блистал, но обладал именно той привлекательностью, которая сводит женщин с ума зачастую быстрее и основательнее. Статный, широкоплечий; с короткими, но густыми волосами; с приятным бархатным голосом; с умным взором выразительных, зеленовато-карих глаз. Не раз она любовалась мускулистым загорелым телом, когда офицер, раздетый до пояса, стоял перед ней на очередной комиссии и дышал полной грудью; не раз терялась под его проницательным взглядом…