Книга Мишн-Флэтс - Уильям Лэндей

В ту ночь – десятого октября 1997 года – около десяти вечера Пегги Батлер пожаловалась мне по телефону, что «мистер Улетт опять шалит! Стреляет прямо по машинам!». Я заверил ее, что Морис стреляет не по машинам – упаси Господи! Он целит в светофор. Да и в тот едва ли попадет.

– Ха, ха, мистер Хохмач! – сказала Пегги и повесила трубку.

Хочешь не хочешь, а надо было ехать.

Еще за милю-другую до дома Мориса Улетта мне стали слышны выстрелы. Характерные звонкие раскаты. Без правильных интервалов, примерно по выстрелу каждые пятнадцать секунд. К великой досаде, мне самому предстояло проехать перекресток напротив дома; стало быть, и я могу очутиться у него на прицеле. На всякий случай я врубил мигалку и сирену и вообще все, что светилось и шумело. Думаю, моя полицейская машина в этот момент напоминала карнавальный автомобиль на масленицу. Но мне надо было чем-то добиться внимания Мориса – чтобы он заметил, что это всего лишь дружище-шериф, а не какой-нибудь мимоезжий козел, и на минутку перестал палить.

Я припарковал машину двумя колесами прямо на лужайке перед домом Мориса и оставил всю иллюминацию включенной, только сирену выключил. Прежде чем бежать к дому, я крикнул:

– Морис! Это я, Бен Трумэн.

Никакого ответа.

– Эй, Рембо! Ты не мог бы на секундочку прекратить пиф-паф?

Опять никакого ответа. Однако и пальба прекратилась. Добрый знак.

– Ладно, Морис, иду к дому! – крикнул я. – Не вздумай стрелять!

Морис встретил меня на крыльце. Винтовку он держал на сгибе руки – как охотник-аристократ, притомившийся после удачной охоты. На нем была красная фланелевая куртка, промасленные рабочие штаны и сапоги. На голове – бейсбольная кепка, надвинутая почти на брови. Он держал голову очень низко – как обычно. Говоривший с ним видел не столько его лицо, сколько огромный козырек шапки. Все мы привыкли к сознательной сутулости Мориса и к беседам с кнопкой на макушке его бейсболки.

– Добрый вечер! – сказал я.

– Вечер добрый, чиф, – отозвалась бейсболка.

– Что тут происходит?

– Стреляю – и всех делов.

– Слышал, слышал. Пегги Батлер, кстати, напугана до смерти. Хотел бы я знать, куда ты метишь?

– Там светофор.

Легким кивком он показал в сторону шоссе номер два.

Я понимающе кивнул. Мы помолчали. Потом я спросил:

– Ну и как? Попал хоть раз?

– Не-а, сэр.

– Винтовка не в порядке?

Он пожал плечами.

– Дай-ка я взгляну на твою винтовку, Морис, – сказал я.

Он протянул мне винтовку, старенький «ремингтон», который я у него конфисковывал уже не меньше дюжины раз. Я проверил заряд, навел винтовку на металлический столб загородки, за которой начинался пустырь за домом Мориса. Пуля звякнула о металл.

– Винтовка в порядке, – сказал я. – Наверное, это ты разладился.

Морис коротко хохотнул.

Я похлопал по оттопыренному карману его куртки. Нащупал коробку с патронами. Внутри кармана было полно использованных скомканных салфеток.

– Господи, Морис, ты когда-нибудь вычищаешь свои карманы? – сказал я, вытаскивая коробку с патронами. – Ладно, разрешишь мне немного осмотреться – поглядеть, как ты живешь-можешь?

Он наконец поднял голову и посмотрел мне прямо в глаза, В полутьме впадина на его челюсти слегка отсвечивала.

– Я чего – арестованный?

– Нет, сэр.

– Ну, тогда ладно.

Я прошел внутрь. Морис остался стоять снаружи. Руки по швам, голова долу – как мальчишка, которого только что отчитали.

На кухне пахло вареными овощами и немытым телом. На столе стояла наполовину пустая четвертушка «Джима Бима». В холодильнике – хоть шаром покати, только сиротливая древняя банка столовой соды. В шкафчиках несколько банок с готовой едой – спагетти, бобы. Суповые пакетики, в которые уже нашли дорогу муравьи.

– Эй, Морис, кто-нибудь из социальной службы был у тебя дома?

– Не помню.

Стволом винтовки я толкнул дверь ванной комнаты.

И тут впечатление разрухи.

Ванна и унитаз в пятнах ядреного ржавого цвета. В унитазе плавают два бычка. Стена под умывальником прогнила насквозь, дыра была кое-как забита досками, но в щелях виднелась земля снаружи дома.

Я выключил везде свет и вышел.

– Морис, ты помнишь, что такое предупредительное заключение?

– Да, сэр.

– И что же?

– Это когда вы меня запираете в кутузку, но я не арестованный.

– Верно. А ты помнишь, почему я тебя брал в предупредительное заключение?

– Чтоб предупредить меня. Потому оно так и называется – предупредительное.

– Это значит – оберечь тебя от тебя самого, предупредить какую-нибудь глупость с твоей стороны. Именно это мы сейчас и сделаем, Морис. Я тебя заберу с собой, чтоб ты, грешным делом, не убил кого, стреляя по светофору.

– Чтоб я в кого попал – ни Боже ж мой!

– Что ты ни в кого не целишь – я верю. А что ты ни в кого не попадешь – тут могут быть два мнения. Да и в том случае, если ты попадешь в светофор...

Лицо Мориса не выражало никаких эмоций.

– Слушай, Морис, светофор не для того висит, чтоб по нему палили. В конце концов, это собственность города. Чужое имущество. А если ты попадешь в машину?

– В машины я никогда не целюсь.

Мои наставительные беседы с Морисом всегда быстро заходят в тупик. Похоже, и в этот раз я занимался пустой тратой слов. Я никогда не мог понять, просто ли он дурковат или действительно с приветом. Так или иначе, беднягу не стоило судить слишком строго. Жизнь не была добра к нему, и то, через что он прошел, я бы и врагу не пожелал.

Он опять поднял голову и посмотрел мне в глаза. Он стоял ко мне «хорошей» стороной лица, и в полутьме его лицо казалось вполне обычным. Темноглазый, худой, кожа внатяжку – заурядное лицо, типичное для наших краев. Лицо моряка или дровосека с фотографии начала века.

– Есть хочешь, Морис?

– Не то чтоб очень.

– А ел-то когда в последний раз?

– Да вроде как вчера.

– А не сходить ли нам на пару в «Сову»?

– Я думал, вы меня заарестуете.

– Заарестую – это да. Но сперва поедим в «Сове».

– А винтовку отдадите?

– Не-а. Ты сдуру кого-нибудь укокошишь. К примеру, меня.

– Чиф Трумэн, да чтоб я да в вас!..