Книга Лермонтов - Елена Хаецкая

Юрий Петрович был беден. После свадьбы он жил с женой в Тарханах — «вошел в дом», по выражению старожилов. Елизавета Алексеевна очень боялась, что такой муж, да еще с незамужними сестрами и матерью-вдовой на шее, посягнет на имущество, нажитое немалыми трудами; поэтому в приданое Марья Михайловна не получила никакой недвижимости. За ней считалось только 17 душ без земли. Ее мужу, Юрию Петровичу, было предоставлено право управлять селом Тарханы и деревней Михайловской. Этими имениями он и распоряжался до самой смерти жены.

* * *

Единственный сын Марьи Михайловны и Юрия Петровича Лермонтовых, Михаил, родился в Москве в ночь на 3 октября (по старому стилю) 1814 года.

Это была Москва послепожарная, посленаполеоновская — разоренная; тем не менее Елизавета Алексеевна решилась везти туда болезненную дочь, поскольку не хотела доверить ее тарханским повивальным бабкам. Самый дом, в котором появился на свет Михаил Лермонтов, не сохранился, но хорошо известно его местоположение: «Если от вокзала Николаевской железной дороги в Москве ехать к Красным воротам, то на правой руке, на площади, к стороне той части Садовой улицы, которая идет к Сухаревой башни, против самых Красных ворот, стоит каменный трехэтажный дом, ныне Голикова, с балконом на углу. В 1814 году на этом месте стоял дом меньших размеров… Он принадлежал тогда генерал-майору Федору Николаевичу Толю. В этом-то доме и поселились Лермонтовы» (П. А. Висковатов).

Ребенок был крещен 11 ноября и в честь деда Арсеньева наречен Михаилом. Отец, вероятно, недоволен был выбором имени: из рода в род Лермонтовы именовались Юриями и Петрами; однако бабка настояла на своем. К тому же 7 ноября (старый стиль в XIX веке, по старому стилю в XX веке — 8 ноября, по новому — 21 ноября) — день Архистратига Михаила, который навсегда оставался небесным покровителем великого русского поэта Лермонтова.

Дата рождения Лермонтова «плавает» — например, Екатерина Хвостова (Сушкова, которую Лермонтов называл «мисс Блэк-Айс», «мисс Черные Глаза», и страшно интриговал) указывает 1815 год. Ошибка ли это, или же Лермонтов тоже, подобно бабушке, играл со своим возрастом? Разница в один год, кажется, не очень велика (если учесть, что бабушка-то, не скупясь и не церемонясь, прибавила себе аж тринадцать лет!), но в шестнадцать — семнадцать лет она представляется существенной. Впрочем, Хвостова может попросту путать даты.

В некоторых источниках также пишут, что Лермонтов родился 30 октября. Это, скорее всего, просто ошибка.

Сам Лермонтов, как известно, отмечал свой день рождения 3 октября, и на могильном памятнике бабушка указала в качестве года рождения 1814-й.

«Бывшая при рождении Михаила Юрьевича акушерка тотчас же сказала, что этот мальчик не умрет своей смертью, — передает легенду П. К. Шугаев и тут же вполне закономерно прибавляет: — Но какими соображениями она руководствовалась — осталось неизвестно».

Марья Михайловна, как и ее мать, перенесла роды тяжело. Елизавета Алексеевна заранее выписала из Тархан сразу двух крестьянок с грудными младенцами. Одна из них, Лукерья Алексеевна, была избрана в кормилицы ребенку. Потом она долго жила в Тарханах «на хлебах»; сохранились ее потомки, которые носили прозвище Кормилицыны, и в начале 1960-х годов с ними общается краевед и журналист С. А. Андреев-Кривич, автор книги «Тарханская пора». Ничего особенного, впрочем, они ему не рассказали, но важен факт хотя бы такого, очень косвенного, соприкосновения с живым Лермонтовым.

* * *

После того как ребенок и мать достаточно окрепли, они возвратились в Тарханы. Юрий Петрович поехал с ними и лишь изредка выезжал по делам — то в Москву, то в свое тульское имение. Нет оснований предполагать, что Юрий Петрович в это самое время окончательно расстался с женой и обосновался у себя в Кропотове.

Однако отношения между супругами к тому времени уже разладились.

Называют разные причины: открытая неприязнь тещи, женские недомогания Марьи Михайловны, склонность Юрия Петровича к «бонвиванству» или «игре». П. К. Шугаев пишет прямо: «Юрий Петрович охладел к жене по той же причине, как и его тесть к теще; вследствие этого завел интимные сношения с бонной своего сына, молоденькой немкой Сесильей Федоровной, и, кроме того, с дворовыми». Другая версия носит наименование «Юлии Ивановны» — компаньонки Марьи Михайловны, которую ей прислали из имения Арсеньевых.

Интересно, однако, что существует и обратная гипотеза: будто бы Марья Михайловна в чем-то провинилась перед мужем.

Алла Марченко выдвигает собственное «психологическое» предположение:

«Женщиной, разрушившей семейное счастье супругов Лермонтовых, была сама Марья Михайловна Лермонтова.

Я не могу любовь определить,

Но это страсть сильнейшая! — любить

Необходимость мне, и я любил

Всем напряжением душевных сил.

Способность эта — то ли дар Божий, то ли проклятье — досталась Лермонтову от матери, в придачу к чрезвычайной нервности. Ответить на такое чувство Юрий Петрович, естественно, не мог. Для него любовь была развлечением, приятным времяпрепровождением, но никак не всепоглощающей страстью. Он наивно полагал, что любит жену, а та страдала, встречая со стороны мужа лишь рассеянную, легко раздражающуюся нежность — на большее этот неосновательный, впечатлительный, но неглубокий человек просто-напросто не был способен».

Попытка «вычитать» истинную причину разрыва между мужем и женой в «автобиографических» пьесах Лермонтова — «Люди и страсти» и особенно «Странный человек» — тоже ни к чему не приводит. Чувства персонажей изображены правдиво, портреты срисованы с натуры — но не с одного человека, а с нескольких сразу, либо же это не столько сам человек, сколько представление юного Лермонтова о данном человеке; обстоятельства подтасованы таким образом, чтобы юному поэту удобнее было говорить о самом главном — о себе самом, о взрыве собственных чувств.

Все описатели семейного разлада между супругами Лермонтовыми сходятся только на одном: во время какой-то особенно злой супружеской ссоры Юрий Петрович ударил Марью Михайловну (П. К. Шугаев уточняет, что «кулаком по лицу»).

В неполных двадцать два года Марья Михайловна скончалась.

П. А. Висковатов нарисовал непревзойденный образ печальной матери поэта — никто, наверное, не сможет лучше рассказать о ее последних годах:

«В Тарханах долго помнили, как тихая, бледная барыня, сопровождаемая мальчиком-слугою, носившим за нею лекарственные снадобья, переходила от одного крестьянского двора к другому с утешением и помощью, — помнили, как возилась она и с болезненным сыном…

Наконец злая чахотка, стоявшая настороже, охватила слабую грудь молодой женщины. Пока она еще держалась на ногах, люди видели ее бродящею по комнатам господского дома с заложенными назад руками. Трудно бывало ей напевать обычную песню над колыбелью Миши.

Постучала весна в дверь природы, а смерть — к Марье Михайловне, и она слегла. Муж в это время был в Москве. Ему дали знать, и он прибыл с доктором накануне рокового дня…