Книга Новая инквизиция - Роберт Антон Уилсон

Длина этого стола — три метра.

Если вам не до конца понятен или просто не нравится пример д-ра Джонса, вспомним известную «комнату абсурда», созданную д-ром Элбертом Эймсом. Эта комната подробно описана в упомянутой выше книге Блейка «Восприятие» и часто демонстрируется в научно-популярных фильмах. «Комната абсурда» спроектирована так, что наш мозг, используя типичный набор программ и метафор, считает ее обычной. На самом деле, она далеко не обычна: ее стены, потолок и пол сложены под разными углами, нетипичными для архитектурного сооружения; но эти углы подобраны так, что обычный человек зрительно считает эту комнату «обычной». (Судя по экспериментам, такая иллюзия не возникает у детей до 5 лет.)

Так вот, когда два человека одинакового роста и комплекции заходят в «комнату абсурда» и направляются к противоположным стенам, наблюдатель сталкивается с интересным и поучительным явлением, которое, на мой взгляд, родственно «паранормальным» явлениям и явлениям НЛО. Мозг наблюдателя «видит», что один человек «чудесным образом» вырастает в великана, а другой «сжимается» до размеров лилипута. Вероятно, мозг, считающий комнату обычной, упорно цепляется за эту программу, даже если ему приходится ошибочно считать новые события сверхъестественными.

Более тонкие и тревожные вопросы возникают, когда мы начинаем анализировать языковую структуру системы метафор.

Декарт, пытавшийся (или делавший вид, что пытается) поставить под сомнение абсолютно все, не сумел справиться с высказыванием «Я думаю, следовательно, я существую», поскольку жил задолго до XIX века с его лингвистическими открытиями. Ницше, получивший образование филолога до того, как стать философом, угрозой для общества или безумцем, говорил, что Декарт не смог поставить под сомнение это высказывание потому, что знал только языки индоевропейской группы. (По традициям этой группы языков перед глаголом обязательно должно стоять существительное, то есть действие должно быть связано с неким якобы обособленным и конкретно материальным Деятелем).

Наличие лингвистических структурных факторов не только позволяет понять, почему даже гений не сможет дословно перевести стихотворение с родного языка на другой, но и может объяснить некоторые великие конфликты в истории философии. Профессор Хью Келлер предложил интересную гипотезу: Декарт, размышляя на французском языке (который в те далекие времена имел гораздо больше общего с латынью, чем сейчас) о большом красном яблоке как об «ипе ротте grosse et rouge», пришел к выводу, что ум движется от общего к частному, а Локк, думая на английском языке о том же пространственно-временном событии как о «a big red apple», решил, что ум движется от частного к общему.

Смысл китайского выражения, дословный перевод которого на русский язык звучит как «нефрит/солнце+луна», доходит до нас только в том случае, если мы знаем, что «солнце+луна» значит, кроме всего прочего, «яркость». В результате мы получаем «яркий нефрит» или «блестящий нефрит». Тогда в выражении «ученый/солнце+луна» мы сразу же узнаем метафору «блестящий ученый». Тем не менее, выражение «сердце+печень/солнце+луна» становится камнем преткновения и источником головной боли для любого переводчика, который впервые сталкивается с Конфуцием.

Даже китаец, читая этот абзац по-русски или по-английски, может заново открыть для себя поэтичность родного языка, если задумается, почему термин Конфуция так трудно перенести из одной культуры в другую. Точно так же русский может проникнуться поэтичностью родного языка, если попытается перевести на какой-нибудь другой язык словосочетания «милостиво повелевать соизволил», «кисть дает» или «урежьте марш».

А слово «материя», этот идол материалистов-фундаменталистов? Это тоже метафора, допотопное иносказание, связанное со словами «метр», «мерять» и «мера» (и, как ни странно, «мать»). Какой-то таинственный «закройщик» некогда придумал это метафорическое существительное для объекта своих измерений. Точно так же из восприятий, которые Ницше называл «этот лист», «тот лист» и «следующий лист», а семантики называют лист1 лист2, лист3 и т. д., было создано существительное, или иносказание, о «листе» вообще и конкретном «листе».

Говорят, даже Платон верил, что «лист» на самом деле где-то существует. Вот так и материалисты верят (или делают вид, что верят), что «материя» где-то существует. Но никто никогда не ощущал ни эту иносказательную и абстрактную «материю», ни так называемый «лист». Человеческий опыт ограничен и складывается из измерения1, измерения2, и т. д.; листа1 листа2, листа3 и т. д. Таким образом, существительные — это традиции кодировки, метафоры.

Если «материя» — это метафора, как быть с «пространством» и «временем», в которых можно совершать движение или находиться неподвижно?

Несложно увидеть, что это также метафоры, которые современная физика после Эйнштейна заменила более удобной и элегантной метафорой «пространство-время»; и эта новая метафора, которой я оперирую в данной главе, понятна даже тем, кто больше привык к старым, обособленным друг от друга существительным «пространство» и «время».

Традиции кодировки, или системы метафор, которые делают нас людьми, в антропологии называются «культурой». В науке такие системы называются моделями; иногда несколько моделей соединяются в одну сверхмодель, которая называется парадигмой. Класс, в котором содержатся все классы метафор, называется эмической реальностью (этот термин ввел в обиход д-р Гарольд Гарфинкель, построивший на основе подсистем антропологии и социальной психологии метасистему этнометодологии), экзистенциальной реальностью (термин экзистенциалистов) или туннелем реальности (термин д-ра Тимоти Лири — психолога, философа и разработчика программного обеспечения).

Эти понятия могут совпадать и различаться, что можно проиллюстрировать на вполне реальных или гипотетических примерах.

Бакминстер Фуллер пишет, что в центре управления полетами НАСА в Хьюстоне часто можно услышать, как инженеры спрашивают космонавтов: «Ну как там у вас, наверху?» — хотя в это время космонавты в действительности находятся под Хьюстоном. Конечно, в рабочее время инженеры из Хьюстона оперируют посткоперниковской моделью мира, но в их эмической реальности (или туннеле реальности) сохраняются докоперниковские метафоры, постулирующие, что Земля плоская и находится в центре солнечной системы. По мнению Фуллера, возможно, сгущающего краски, в один прекрасный день такое нейросемантическое расхождение модели и метафоры станет источником серьезных проблем.

С 1928 года Фуллер всегда употреблял слово «вселенная» без определенного артикля. Когда его спрашивали о причине, он объяснял, что по современным научным моделям вселенная — это процесс, а определенный артикль придает ей средневековую предметность и статичность.

К примеру, профессор Икс «является» марксистом, то есть вешает на себя ярлык «марксиста». Вместе с этим ярлыком он принимает и детерминистскую модель поведения. В то же время он часто испытывает раздражение в отношении немарксистов и антимарксистов. Его модель предполагает проявление терпимости к идеологическим противникам, но его туннель реальности все еще содержит нейросемантические реакции, характерные для более ранней теологической модели «свободы воли».